|
- Кто из корифеев фотографии на Вас повлиял? - К сожалению, никто. В начале 80-х грандиозное впечатление произвел Георгий Ломакин, он тогда вел фотокружок, куда я пришел. Лет с 14-ти я начал публиковаться (с помощью Ломакина) в вятских отстойных газетах типа «Комсомольское племя» - дебильные фотографии про Первомай и борьбу за мир, помню первые гонорары по рублю за фотку, это очень радовало! Зарабатывать на фотографии и тогда не хотел, и сейчас не хочу. Уверен, что художник своим творчеством не может круто зарабатывать. Шабашки - другое дело, всякие околорекламные и псевдомодные съемки легче отрабатывать, за это во всем мире платят быстро и мало. Фотография - слишком тонкая материя. Фальшь сильно заметна, поэтому много зарабатывать сложно.
- Среди Ваших любимых вятских фотографов Вы в первую очередь назвали Мякишева, Смертина и Драченкова. Почему? - Когда держишь в руках оригинал, обязательно чувствуешь тепло и трепет, волнение заставляет молча рассматривать каждую точечку. Опубликованный же снимок резко падает в восприятии. Так вот, я счастлив, что держал в руках живые снимки этих фотографов. Не хочу игнорировать Склярова, но он - из другого поколения и мне не очень близок. Он навязывает авторский взгляд, чего абсолютно нет у Мякишева: у Алексея фотография воспринимается наиболее интимно. Смертин - отчасти ученик Склярова, но у Смертина я учился качеству. Смертин всегда был перфекционистом (то есть стремился к абсолютному качеству). Я не перфекционист: ем что попало, одеваться могу во что попало, для меня непринципиальны фотоматериалы высокого качества. А Драченков повлиял строгим отношением к жизни, но он - немного закрытый фотограф: не может себе позволить некоторые виды съемки, например, fashion (рекламные, модные съемки) или обнаженку просто не приемлет. - Чем Вас привлекли Аведон и Мухин? - Аведон - олицетворение fashion и вообще фотографии. Он подобен Рембрандту: минимализм так максимален! А Мухин - это что-то потрясающее: такое впечатление, что он фотографирует исключительно воздух. Мухин похож на Мякишева, но у Мухина - динамика иная. В то же время Мухин вполне вливается в магнумовскую фотографию (Картье-Брессон, Пинхасов, отчасти Смертин и Скляров), хотя я не очень люблю фотодокументалистику - слишком отдает человеком, сиречь смертью. Не удивляйтесь, ведь фотокамера своими устройством и назначением полностью совпадает с обычными часами! На 36 кадров суммарно уходит около секунды, просто это - время наоборот, как в «Алисе в Стране Чудес». Поэтому любой, даже примитивный фотоаппарат с уверенностью можно назвать «богом из машины», вещающим истину в последней инстанции. Представляете ответственность! И как же это здорово получается у Мухина! А ведь Мухин снимает так же легко, как и любой читатель «Бинокля» своим «Кодаком», вот в чем прикол. Оказывается, время вполне можно приручить. Впрочем, самое кайфовое, что фотографию невозможно объяснить.
- К чему Вы сегодня стремитесь в фотографии? - Для меня сейчас наступил интересный период: я начал чувствовать картинку. Если раньше я постоянно таскался с камерой, то сейчас - довольно редко. Чувствовать картинку - это очень болезненно, походит на состояние врача, когда, идя по улице, он видит в прохожих те или иные заболевания. Уже года два, как неожиданности, происходящие вокруг, вдруг стали воплощаться у меня в реальные фотографии. Я почувствовал, что может быть некое наитие. Например, год назад я занялся панорамами - надеялся, что мне удастся открыть город. Тогда отсюда поуезжали фотографы-профессионалы (Смертин, Мякишев, Михеев). Давно бытует мнение, что Вятка - болото, поганая яма, а я решил: если так воспринимать, то поганой ямой может показаться и Париж, и многие скажут, что Париж - это не вечный праздник, а отстойник, откуда к нам идут и пьянство, и венерические заболевания, и пр. Я решил показать Вятку маленьким, уютным Парижем. Не везде мне это удалось: например, район вокзала оказался энергетически негативным. Сам по себе вокзал - монументальное, красивое, стильное здание, но не дается ни в какую. А, например, район Диорамы - откуда ни снимай, везде картинка получается ровной. Или, например, набережная - тоже хорошо получается. Примерно то же бывает, когда берешься за работу, связанную с буклетами, рекламой. Обычный грязный цех снимаешь панорамой хотя бы в 180 градусов, меняешь цвет, чистишь на компьютере - люди радуются!
- Какова технология панорамирования? - Американский фотограф Дэвид Хокни брал камеру и снимал всё, что вокруг себя видит, а потом складывал эти фотографии. Для меня это близко. Я, наверное, как Сёра, воспринимаю мир некими большими квадратиками. Я тихонечко собирал эти фотографии, но когда пошли заказы, мы начали отцифровывать, сглаживать на компьютере швы, неровности, - получились круговые панорамы на 360 градусов, которые никакой объектив сделать не может. Особенно порадовал другой буржуйский чувак - Джереми Вульф, он постоянно светится со своими панорамами в разных журналах. Он просто игнорирует пространство как геометрический термин! Интересно, что по этому поводу думают рыбы, птицы, стрекозы? - Как можно использовать панораму города Вятки? - Мне пока адекватно сделать это не удалось. Вот главный архитектор Безверхов когда-то обещал помочь... Наверное, стоит посмотреть западные фотобуклеты и фотожурналы, где этот прием используется с 30-х годов. Но в Вятке его никто не практиковал. Я выхожу на балкон и снимаю 180 градусов, а потом снимки с задней стороны скотчем склеиваю и на стену вешаю, и эта картинка начинает действовать постепенно, как лекарство. Я повесил, ушел, на следующий день прихожу - хозяева начинают делиться со мной впечатлениями: а вот ларек, а вот дерево сухое, а почему прямая дорога вдруг загнулась, и т.д. Они это видели совершенно другими глазами, жизнь прожили и не знали, откуда у них улицы начинаются и где заканчиваются. Они совершенно иначе смотрели на мир. Когда у меня года два-три назад подобный перелом произошел, я совершенно иначе начал видеть - как рыба. Конечно, меня начало ломать... - Фотография - это больше технология или искусство? - Есть понятие прогресса, в связи с этим бессмысленно говорить об этичности-неэтичности клонирования, о невключении в киноискусство компьютерных эффектов, о неприемлемости компьютерной музыки. Так же нелепо противопоставлять аналоговую фотографию цифровой. Это вопрос двух-пяти лет - и в России «мыльницы» сойдут на нет. У меня сейчас не хватает денег - с удовольствием бы перелез на цифровую камеру. Грань между искусством и неискусством - не в технологии, а в самом человеке. Вполне возможно, что когда цифровые технологии продвинутся еще дальше, эти грани куда-то переместятся либо изменятся вообще. Неужели Эйзенштейн, раскрашивавший на каждом кадрике кисточкой поднимающийся красный флаг на «Потемкине», не мечтал об обычном цветном фильме? - Технология позволяет увидеть нечто большее, чем видит наш замыленный глаз?
- Если мне нужно будет увидеть нечто большее, я с удовольствием забью косяк, выкурю его и увижу такое... Плохому танцору мешают гениталии. В данном случае хороший компьютер, хорошая цифровая камера ни о чем не говорят. Большинство профи от фотографии, те же Мухин и Драченков, даже не планируют вникать в «цифру». Думаю, что обычные камеры-обскуры, как это ни смешно, еще долго будут в ходу. В этом весь человек. Если мне удастся обновить свой интернетовский сайт, то я добавлю больше именно «наркоманских» панорам, где увеличиваю эффект излома: если в прошлом году я старался сделать картинку наиболее правдоподобной, то сейчас правда меня не устраивает и я стараюсь делать «изврат», некий другой мир. - Участвуете ли Вы в интернетовских фотоконкурсах? - Нет. Я плохо отношусь к Интернету: считаю его незнакомой, пугающей областью. Кстати, через Интернет я виртуально познакомился с молодым фотографом из Сыктывкара - он снимает очень крутую обнаженку и при этом преподает в тамошнем университете фотографию. Это смело, мне нравится. Понятие Времени сейчас испытывается как раз Интернетом, ничего плохого в этом нет. Я думаю, что начало XXI века - это просто какая-то халява: соотношение цен на материалы, свобода творчества, технические возможности и оплата труда максимально совпадают. Уже мало кто помнит российских пиктореалистов 30-40-х годов или негритянских фотографов в Америке 40-50-х годов - а их ссылали, травили и даже убивали. - Искусство - это красота или безобразное? - Искусство - это жуть. Я к этому отношусь, как дикари, которые делали наскальные рисунки. Я и себя чувствую потрясающим дикарем - и не стал бы трогать такие серьезные материи. Но мне ближе, конечно, жуть. Творчество - это отклонение от нормы, притом чаще нездоровое, но постепенно становящееся нормой. Этой штукой надо уметь пользоваться, иначе ждет красивый тупик, то есть - конъюнктура. В этой связи мне радостно привести примеры новаторов: Толя Пестов, MOBY... - Зачем Вы татуировались? - Татуировка - это способ разнообразить жизнь. Мне пока не удалось, к сожалению, попрыгать с парашютом, но я расцениваю татуировку как некий экстремал, как способность к поступку, как не совсем нормальную отличительную черту. Может быть, делать татуировки, заниматься экстремальными видами спорта, снимать необычные вещи - не очень здоровые увлечения, но я, к сожалению, выбрал этот путь. Он для меня вполне нормален, ничего плохого в этом не вижу. Татуировка - это некий прикол, фишка, как костюмы Элтона Джона или Мэрлина Мэнсона. Эта традиция - абсолютно не российская: Индонезия, Полинезия, Микронезия, чуваки, которые ловили Моби Диков. На мне - на плече и спине - татуировка островитянская, которая несла в себе символику удачи на охоте. Татуировка - это лучше, чем погоны. Особенно по кайфу то, что тату никогда не была в моде, за несколько тысяч лет в ней ничего абсолютно не изменилось. Мои татуировки сделаны так, чтобы не были видны из-под футболки. Я сознательно не делал татуировок на открытых частях тела: для меня татуировка - некое мистическое таинство, как и заклинание охотника, идущего на охоту. Конечно, всё это - варварство, хотя я христианин. Сейчас, после крестного хода на Великую, я особенно почувствовал важность многих «заурядных» вещей. - Есть ли у Вас проекты совместно с женой-поэтессой? - Жена у меня, скорее, детский поэт. Взрослые стихи она пишет, но очень переживает, что там, может быть, много литературных ошибок. А детские стихи у нее просто потрясающие. Я выпустил пару самиздатовских сборников ее стихов - с моими фотографиями, с нашими общими рисунками. Она пишет по ткани - не совсем батик, но что-то вроде того. Сейчас у нас семейный период - очень сложный: я никогда не скрывал, что основной стимул к занятию искусством для меня - не алкоголь, а женщины. Эта тема в нашей семье оказалась немного болезненной, поэтому совместные проекты мы пока откладываем. Хотя я не раскаиваюсь в своей привязанности к сексуальному. Для меня секс - не физкультура, а более широкое, не всегда физиологическое, понятие. Думаю, ничего патологического в моих взглядах нет, иначе мне не давались бы серьезные эротические снимки. Через женщину я познаю мир. Мужчин я не люблю. Очень хотелось бы объединить усилия жены, мои и фотографа Саши Воробьева (тот самый Отто Ршер): этот проект не только был бы обречен на успех, но вообще мог бы классно повлиять на нас троих. - Ваши будущие индивидуальные проекты? - Прежде всего - разобраться со своим архивом: 90% моих шедевров никто не видел. Уже перестаю надеяться научиться латиноамериканским танцам. У меня был интересный проект с Вадиком Макиным, посвященный вятскому андеграунду - неформальным художникам, поэтам, музыкантам. Но это не состоялось: Макин уехал в Нижний. Второй год думаю что-нибудь сделать о Вятке - нечто честное, немеркантильное: нащупываю нити, чтобы показать город с хорошей стороны. Михаил КОКОВИХИН
|
© журнал «Бинокль».
Гл. редактор: Михаил Коковихин , 2002-2004 Дизайн, верстка: Игорь Полушин, 2002-2004 |