|
- Какова Ваша родословная? - С одной стороны - корни вятские. Бабушка была солисткой в церковном хоре витберговского Александро-Невского собора в Вятке. А прадедушка - тульский, мастер по красному дереву. Его приглашал к себе работать Лев Толстой. Мой дядя - Шапошников - дворянин, полковник царской армии, маршал Советского Союза. Интеллигентнейший был человек. Его единственного в генералитете Советской армии звали по имени-отчеству. - Какой Вам видится музыкальная жизнь Вятки? - Здесь немало настоящих исполнителей. Многие могли бы сделать себе имя в Европе, но работают здесь, хотя и влачат жалкое существование. Мои однокурсники, с неблестящими данными, живущие в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде - кто профессор, кто заслуженный артист республики. Вот приезжал профессор Нижегородской консерватории Куржавский - чуть меня постарше, учились вместе. Директор нашей филармонии очень удивился, когда увидел нас: «Как! Вы знакомы?!» Если бы Куржавский жил в Вятке, даже с его энергией и талантом, не знаю, чего бы он достиг. Чтобы сделать карьеру, из Вятки надо уехать... - И Вы уедете? - Нет. Я уезжать не собираюсь. Карьера меня не очень заботит. - А Ваш хороший знакомый Лев Гусев уехал... - Лет 20 назад из Эстонии в Киров приезжал Таллиннский хор Венно Лаула, ректора Таллиннской консерватории. Ректор услышал хор «Соловушки», которым руководил Лев Гусев, и пригласил хор в Эстонию. Сейчас у Гусева - русский хор мальчиков в Таллинне, они гастролируют по Европе. Гусев - заслуженный артист России, лауреат госпремии Эстонии, вице-президент общества славянских культур. Многое объясняется тем, что в Эстонии очень хорошо поставлено хоровое искусство. А вот в Вятке с отъездом Гусева «Соловушки» умолкли. Определенно, в нашем городе присутствует какая-то инерция, может быть, лень. - В чем проблема? - На базе училища искусств можно было бы создать музыкальный колледж, но нужны педагоги, квартиры, ставки. Причем, педагоги со званиями. В городе такие есть, но в училище не работают. В училище их почему-то не хотят... Или вот Вам конкретный и типичный случай. Готовится концерт. При этом исполнитель должен сам заниматься рекламой, организацией публики, распространением билетов, передвигать по сцене рояль, искать стул, подставку для стула. Это невозможно. Раньше у нас в училище был концертный отдел, худсовет. Сегодня ничего нет. Поэтому, когда выходишь на сцену, не так сосредоточен. - Я слушал Ваши концерты, посвященные разноплановым композиторам: Баху, Моцарту, Шопену... Оттачиваете мастерство? К чему-то готовитесь? - Этой весной я должен был играть в Петербурге, но выступление перенесено на осень. Вероятно, тогда же поеду и в Прибалтику. Там отличные залы и рояли, искушенная, интеллигентная публика. Впрочем, музыка самодостаточна. Слава и признание желанны лишь в молодости. Вот пианист сидит за роялем, весь в музыке - это и наслаждение, и самая большая радость музыканта. - Ваши музыкальные пристрастия? - По своим вкусам я архаичен. Воспитан на серьезной классической музыке: Бах, Моцарт, Шопен, Чайковский... - А постмодернистская музыка серьезной не бывает? - Почему же? Бывает. Вот Кикта, украинский композитор - у него очень сильные славянские мотивы, колокольный перезвон... Но всё выражено современным языком. Мне это близко. Или Пярт, который уехал за рубеж и очень популярен там как православный композитор. А из западных, например, - Мессиан. Огромная фигура, глубоко религиозный композитор, католический. Вот это я слушаю и хотел бы сыграть. Однако я согласен с Рахманиновым, что музыка закончилась на Чайковском. Или, скорее, на Рахманинове. Потом появился невероятный Прокофьев - это уже совсем другое. Музыка должна идти от сердца. И должна иметь мелодию. Если музыку нельзя спеть, то... Взять музыку Бартока, Прокофьева - она не вся поется. Какова жизнь - такова и музыка. Я могу наиграть первый концерт, второй концерт Прокофьева - какое там пение?! Это игра в футбольный мяч! - А Шнитке? - Шнитке - мировая фигура, значительная личность. Но музыка его - как у Шостаковича: разорванное сознание, противоречия современности... Тяжело его слушать. Пока есть Шуман, Шопен, Брамс, Рахманинов, я буду играть их. Вот когда переиграем всё вплоть до Рахманинова, тогда и буду играть Шнитке. Сегодня идет усложнение музыкального языка. Композиторы ищут новые выразительные средства, стараются выразить время. Но красота из музыки уходит. Некоторые вещи Шостаковича жестоки, и я их не люблю. Нелегко слушать его симфонии. Ленинградская симфония, написанная в 1939 году... Как чуткий композитор, Шостакович очень точно отразил реальность того времени. Это великая музыка. Но страшная... - На Западе любят исполнять Стравинского... - Стравинский красочно изобразил языческую Русь. Слушателей привлекает его русскость и самобытность. - В ХХ веке появились какофония, додекафония, серийная техника типа Шёнберга и Берга... - Я считаю, что это разложение музыкального языка. Самим Господом нам даны семь тонов. Это открытие принадлежит Пифагору. Конечно, можно что-то искать, экспериментировать. Может быть, ищут экспрессию. Некоторые просто хотят остаться в истории. Такие, как Кейдж, привносят в музыку натуральные звуки с улицы. Получается коллаж. Но музыка ли это? - А в Кирове композиторы есть? - В Кирове всё есть. Здесь даже открылось отделение Союза композиторов. Карпиков, например, - очень талантливый человек. У него есть яркие самобытные сочинения для квартета и для фортепьяно. - Вы его, конечно, не исполняете? - Я предпочитаю Баха. Кстати, Карпикову это не нравится. Он считает: не надо играть Бетховена или Шопена, надо играть Карпикова или Денисова. Лучше Карпикова, конечно. - А кто лучший вятский композитор? - Сейчас наиболее профессиональный - Карпиков, мне кажется. Хорошую, светлую музыку пишет Дмитрий Лукьянов. Оригинален Леонид Васильев - я был однажды на его авторском вечере в артклубе. Играли на расстроенных инструментах. Они специально были расстроены и по ходу игры расстраивались всё больше. Это было нечто! - Исполнительское мастерство вятских музыкантов в сравнении со средним уровнем западноевропейской провинции - на каком уровне? - Дипломы наших консерваторий ценятся во всем мире, но не в нашей стране. Вятские музыканты не уступают даже столичным музыкантам западных стран, не говоря уже о тамошней провинции. Например, органистка Даша Мееркова, музыкант высочайшего профессионализма. К тому же, она артистка драматического плана с интересным и очень ярким репертуаром. В Европе Даша переиграет многих... Кроме того, у нас есть пианисты Игорь Мячин, Андрей Сандалов... Такие музыканты украшают наш город и составили бы честь любому учебному заведению, но в нашем училище искусств они не востребованы: неужели оттого, что представляют истинно российские фортепианные школы - петербургскую и московскую, а не местную, волго-вятскую? - А кто из выпускников училища смог достичь музыкальных высот? - Надя Кибардина из Кирово-Чепецка стала лауреатом всероссийского конкурса имени Рахманинова и даже какого-то небольшого конкурса в Италии. В Российском национальном оркестре Плетнёва - наши Лев Леушин (альт), Алексей Морилов (скрипка). Сопрано Тамара Воробьева с архиерейским хором Костромы выступала в США, Германии, Израиле. Студент Московской консерватории баритон Радек Касимов - солист Большого театра. Скрипач Женя Субботин в составе молодежного Европейского оркестра играл в Париже. Другой скрипач - Дмитрий Стародубцев - работает в оркестре петербургской Капеллы, играл в Италии, а моя ученица Соня Хоробрых, закончив две консерватории - в Петербурге и Вюрцбурге, занимается теперь в Германии в аспирантуре, совершенствуясь в игре на клавесине. В наше училище - всегда конкурс, и оно считается в России очень сильным. Но талантов могло быть гораздо больше. Молодежь, часто вопреки своему призванию, идет учиться в экономические, юридические вузы, потому что это престижней и прибыльней. У меня даже какая-то неприязнь к этим учебным заведениям. - Образцово-показательны музыкальные карьеры Ростроповича и Спивакова. Но, будучи непревзойденными как шоумены в музыкальном мире, насколько они высоки по уровню исполнения? - Неужели они воспринимаются так? Ростропович - великий музыкант. Я слушал его игру не только на виолончели, но и на рояле, здесь, в Вятке, когда он в 70-х, будучи в опале, гастролировал по провинции. Спиваков - очень талантливый человек, великолепный скрипач. Когда-то он поразил меня на конкурсе имени Чайковского. У него прекрасный оркестр. Но прекрасный за счет того, что ему удалось собрать в Москве лучших исполнителей. Как дирижеру, Спивакову больше удаются бисовые пьески: Гершвин, например. На глубокую музыку - масштаб не тот... - Ваши предпочтения в современной неклассической музыке? - Это не музыка - музычка. Она что, несет какое-то содержание? Какую-то мораль? Делает человека лучше? Между тем, некоторые вещи «Битлз» - одного порядка с шедеврами классики: Бернстайн сказал, что после Шуберта никто не писал столь пленительные мелодии. Но даже эту музыку долго слушать нельзя, потому что у нее не глубокое содержание. Впрочем, всякая музыка нужна, лишь бы добрые чувства вызывала. - Зачем вообще нужны живые исполнители в эпоху электронных носителей звука? - А зачем слушать электронное звучание, когда можно слушать живую музыку? Гленн Гульд, один из самых великих исполнителей ХХ века, считал, что граммзапись вытеснит живую игру и что публика ходит не столько слушать музыку, сколько ради возможного скандала, какого-то поражения. Но вы видите, что кино не вытеснило театр, в театры ходят. Пластинка - это очень здорово, и все-таки она не заменяет атмосферы непосредственного общения с музыкантом. А в записи что-то теряется. - Бывали ли у Вас какие-то крупные поражения в исполнении? - Слава Богу, крупных не бывало. Это зависит от инструмента и от публики. Бывает публика такая холодная... И конечно, подготовка. Если давно не занимался, не вполне владею собой... - Сами музыку пишете? - Нет. Это высший дар, который только может быть дан человеку. Мне этого не дано. - Знаю, что Вы предпочитаете играть в филармонии. Лет 20 назад там часто проходили концерты классической музыки исполнителей из многих городов России. Зал процентов на 40-50 был всегда заполнен. Сегодня ничего такого нет. В чем причины? - Во-первых, филармония долго ремонтировалась, и тропа к ней заросла, филармония потеряла свою публику. Во-вторых, сегодня филармония должна зарабатывать только сама: концерты классической музыки в провинции убыточны, за исключением симфонических вечеров, на которые публика всегда собирается, это уже традиция. Вот и приходится устраивать различные зрелищные мероприятия. Директор филармонии Юрий Махнев - патриот края, у него интересные инициативы, но без команды единомышленников и он не многое сможет. Наверное, нужен худсовет из лучших музыкантов города, который помогал бы филармонии. Кстати, эту идею давно вынашивает сам директор. - И всё же музыкальная жизнь в Вятке развивается. Становятся традицией фестивали органной музыки, интенсивно выступают местные оркестры, ансамбли, хоры и отдельные исполнители, приезжают музыканты из других стран... - Всё это по преимуществу результат усилий самих музыкантов. Они энтузиасты своего дела и не жалеют ради него ни времени, ни здоровья. Интерес к музыке в Вятке - высокий. И конечно, публика у нас очень чуткая. Ее хвалят все, кто приезжает к нам. Она тянется к красоте. - При сегодняйшней-то бедности? - Вы знаете, Гоголь как-то сказал: «Если и музыка нас оставит, что тогда будет с нами?» - Ваши планы? - Готовлю к выпуску несколько дисков. На одном будет записан Бах, на другом - Моцарт, на третьем - Шопен. Но для этого необходимо время. Я не планирую большой тираж. Это - для себя, для училища, в подарок. Кроме того, продолжу цикл концертов: Лист, Скрябин, Шуберт. - Владимир Юрьевич, откройте напоследок секрет, почему Вы, уроженец Вятки и вятский житель, живете в общежитии? - Так сложилось. Поначалу это меня устраивало. Но не уходить же на пенсию, живя в общежитии! И хотелось бы, чтобы музыкант имел свой инструмент. А то пианино, которое у меня, так же, как и комната, - казенное и представляет из себя, скорее, мебель. Играя на нем, лучше не станешь... Александр КОТОВ
|
© журнал «Бинокль».
Гл. редактор: Михаил Коковихин , 2002-2004 Дизайн, верстка: Игорь Полушин, 2002-2004 |