Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

А он, мятежный, просит бури - аплодисментов

«Таланты и поклонники» в Театре на Спасской

Когда Вася (А.Коровин) и Громилов (А.Королевский) склоняют Негину (И.Тимшина) выпить, она непреклонна, как Павка Корчагин

Мамаша (Т.Махнева) готовит Негину в круиз с богатым поклонником

От нескромного предложения князя (Г.Иванов) актриса Негина в исполнении Н.Сидоровой стыдливо опустила глазки

Ераст Громилов гениален, когда пьян

Прежде всего, меня удивил выбор пьесы. И хотя Александр Николаевич Островский, этот исследователь человеческих характеров эпохи капитализма в России, сегодня актуален, всё же - для Театра на Спасской - он весьма неожиданен. В восьмидесятые годы главреж театра Александр Клоков обращался к Островскому неоднократно, но это были романтические «Снегурочка» и «Гроза», весьма подходящие для озабоченного метафизическими проблемами авторского театра. А тут вдруг история молодой актрисы Александры Николаевны Негиной, у которой есть талант, но нет денег, - пьеса чисто социальная, не столько об искусстве, сколько о цене за молодое дарование, которое неизбежно вовлечено в систему товарно-денежных отношений.

Спектакль, как в золотые семидесятые, начинается со студийной песни, задающей «Талантам и поклонникам» интонацию взаимопонимания, идейного родства и бескорыстного актерского братства. Клоков в очередной раз признается в любви к психологическому театру и тем самым отдает дань уважения своему учителю - М.О.Кнебель, которой и посвящен спектакль. Неслучайно особое внимание режиссер уделяет объему характеров, атмосфере, узнаваемым ситуациям из жизни провинциальных актеров. Но этот маленький уютный мирок закулисья он уверенно помещает в другой, более обширный мир внешнего лоска. Искренность чувств артистов противостоит блеску мишуры их поклонников. Так в спектакле Клокова психологический театр сталкивается с игровым.

Художник Степан Зограбян соединяет на сцене старинные вещи и полиэтилен - как контраст подлинного и фальшивого, живого и искусственного. Цветы, лавровые венки, кулисы блестят фальшивым блеском. Сценическая коробка словно упакована в оберточную бумагу и выглядит как подарочная. Золото блестит, а большой черный иллюминатор на заднике кажется черной дырой в открытый космос.

Настоящим хозяином этого пространства выглядит Великатов (Владимир Грибанов), всё время пребывающий на грани между искренностью и притворством. Он по всем статьям на три головы выше прочих поклонников молодой талантливой актрисы: красив, умен и богат - словом, вне конкуренции. Настолько, что все муки выбора Негиной (Ирина Тимшина) претендента на руку и сердце выглядят как идейная упертость. На самом-то деле от приоткрывшейся возможности получить всё и сразу у героини поневоле кружится голова: уж не сон ли это?! Словно дьявол водит.

И тут в спектакле начинается самое главное: зритель догадывается, что Великатов стоит в общем ряду «спонсоров» и «меценатов» - искусителей всех мастей (от Мефистофеля до мелких бесов), которые, потрясая пачками денег, покупают бедные таланты. И что характерно, этот главный «спонсор» не дает ни малейшего повода усомниться в его бескорыстии. Но ведь и поверить-то в подобную филантропию боязно. Режиссер остается верен себе, он выводит действие на вневременную орбиту. И уже кажется, что все мы вовлечены в какую-то мистификацию вселенского масштаба...

Настроения вятского зрителя будто высвечиваются рентгеновскими лучами - живыми кусками спектакля. Вот Великатов живописует перед мамашей Александры Николаевны (Татьяна Махнева) райские кущи: дом в сорок комнат, сад с прудом, а пруд - с лебедями. И все это оттеняется музыкой «черной дыры» и «потусторонним» светом, обретает характер утопии - типа: «Ну, это предел мечтаний!» Зритель вместе с героиней с удовольствием покупается на эту роскошь. Веришь, что персонаж вроде Великатова для бедной творческой интеллигенции - не липовый племянник, а, как говорил известный драматург Михаил Угаров про Джорджа Сороса, «отец родной».

И всё же самую живую реакцию зала вызывают бытовые подробности жизни артистки Негиной. Народ искренне сочувстует Александре Николаевне и ее мамаше: нищета заела, гардероба нет, подруга разъежает на иномарке, а нам век пешком ходить! - словом, деньги, когда их нет, страшная сила! И когда жених-студент (Владимир Жданов) занудствует: мол, неприлично пойти на содержание к богатому поклоннику, зритель лишь ухмыляется: «Жить-то хочется всем!»

Но в спектакле есть и другая, главная сторона дела - это способность главных героев, артистов провинциального театра, подниматься на сцене над всей этой обыденностью и расхожей моралью. Когда играют Ирина Тимшина (Негина) и Татьяна Махнева (мамаша), к финалу зрители смекают: «Вечный студент типа Пети Трофимова учит жить, будто сам знает, как надо. Но актриса вроде Веры Комиссаржевской выше всего этого». И тогда спектакль достигает высот философской драмы, которую не снижает даже то, что моральная стойкость артистки Негиной выглядит как идейная отрыжка Павки Корчагина из Островского-2 с его тюзовской пропагандой насчет закалки стальных характеров.

А вот после второго спектакля с Натальей Сидоровой (Негина) и Антониной Ивановой (мамаша) складывается впечатление, что «начинающая актриса едет в Москву исключительно за опытом и красивой жизнью», - и тогда получается обычная бытовая комедия с моралью: нужно жить, как все.

В любом случае, отказываясь от провинциального актерского братства, отправляясь в столицу, актриса Негина совершает рывок в неизвестность. И режиссеру Клокову хочется верить в то, что страховкой ее таланту послужат искренность чувств на сцене и, как завещал Станиславский, любовь к искусству в себе, а не наоборот. И неслучайно в финале трагик Громилов (Александр Королевский) разражается вдохновенным монологом из шекспировского «Короля Лира»: «Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!» Слов нет, буря бывает опасна и разрушительна, но, в конце концов, именно в стихии ярче всего проявляется масштаб личности и свободный талант. Аплодисменты.

Елена БЕЛЯЕВА