Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

Либидо языка

Английский забил всех

В статье "Без героя. Русские как отражение своей литературы" ("Бинокль" N 4) я рассказывала о неспособности нашей литературы делать героя. Но литература стихийна и влияние ее небезусловно. Большинство людей живет среди себе подобных, а не среди книг. Другое дело с языком. Язык делает нас вне всякой зависимости от нас самих и от наших желаний. Бессознательно. Это некий сверхмогучий инстинкт, формирующий не только наше говорение - артикуляцию - и формы мысли, но и волю, эмоции, фигуры умолчания, весь мир субъективности. Язык действует как либидо. Потому что он на тысячелетия древнее нас. Язык - вот настоящая идеология и философия нации, их границы и их возможности.

Позитивность английского

У каждого языка есть время своего цветения и время своего угасания и распада. Его внутренним строением, его логикой определяется его место в мире. А не только энергией и экономическим могуществом нации. Язык отражает эту энергию, но еще раньше он аккумулирует, накапливает, предвосхищает ее сам своими грамматическими и лексическими формами. Богатство грамматического и лексического строя языка предопределяет развитие нации. Настало время аналитичного, конструктивного и позитивного языка. Настало время мирового господства английского. С его отсутствием родов и падежей и развитой системой глаголов и предлогов (напоминающих лего-конструкцию), лег-ко сменяемых, как операции компьютерной программы. Настало время субъекта и действия. Настало время глагола и предлога.

Действующий индивид нуждается в абсолютной уверенности и правоте своего действия. Английский создал такую правоту. Взгляните на способы отрицания в русском и английском языках.

Русский говорит: "Я не нашел ничего".

Англичанин скажет: "I have found nothing".

В русском языке НЕ относится к говорящему, в английском - к говоримому. Русский берет на себя свою НЕспособность что-либо найти, сделать и т.п., он поставлен в двойное отрицание, на него идет двойная энергетика этого НЕ, отрицания, создающего опасную, нигилистическую модальность бытия в мире. Англичанин всегда - в позитиве. Негатив не с ним, а с ТЕМ, что НЕ произошло. Ведь англичанин-то НАШЕЛ ничто. А русский НЕ нашел ничего. Если отрицание в русском языке связано с носителем действия, с личностью, в английском языке оно всегда падает на объект действия.

Больше того, английский язык выстроил в себе целую систему вспомогательных глаголов - do, have, can, would - снимающих тяжесть отрицания с действующего или бездействующего индивида, защищающих его своей позитивной энергетикой. В русском ничего подобного нет. I do not force him to sing. Я не заставляю его петь.

Почувствуйте разницу: I do (буквально: я делаю), и только потом not force. То есть сначала - я делаю, и только потом я утверждаю, что я не могу это сделать. В русском языке отрицание врывается сразу: я НЕ заставляю и т.д. Короткое русское слово "нельзя" на английский можно перевести только it is not possible. Какая разница в способах выражения невозможного! "Нельзя" - это больше и сильнее, чем "невозможно", это чистое отрицание, которое на английском выражается как минимум одним отрицанием плюс вполне позитивным словом "возможно".

Английский - язык действия

Английский - язык действия. Поэтому в нем так развита система глагольных времен. Их намного больше, чем в русском языке. Наши переводы не способны отразить все нюансы временнОго разнообразия английской речи. Поэтому русскому трудно научиться правильно использовать временнЫе формы. Глагол в английской речи присутствует даже тогда, когда русский может обойтись без него. Например, в ответе на вопрос. Отвечая утвердительно, мы скажем просто "да", англичанин ответит - Yes, I do. К "да" всегда добавляется глагол. То есть я не просто согласен, я сделаю это. В этом действовательная составляющая менталитета англичан, напрочь отсутствующая у русских.

У американцев почти любое существительное готово превратиться в глагол. "Мы радиовещаем", "Крахаем" и т.д. говорят американцы. И это не мода, а требование их языковой ментальности, подчиняющей себе процесс говорения.

Одно из главных претворений человека на русском языке называется "работа". Постыдная близость слову "раб". Корень один и тот же. Английское слово to work имеет значение не только работы, но и произведения. Кстати, близкое к немецкому слову Das Verk - дело, творение. То есть я, работая, являюсь рабом, раб-силой, а если я "to work", то я и творю, делаю дело.

В отличие от русского языка, в английском всегда действует субъект, а не объект. I was offended. Меня обидели.

Но если переводить буквально, то получится: Я обижена. То есть в русском языке действие направлено на Я, Я - в пассиве. В английском так не бывает, даже если действует не субъект, все равно используется личное местоимение, хотя при этом используется пассив. Girl was released. Девушку освободили.

Буквальный перевод звучал бы так: Девушка была освобождена.

В сфере ума действие так же радикально, как и в реальном мире: It changes my mind. Это меняет мое мнение.

Но англичанин говорит не о смене мнения, а сильнее - о смене ума. Мнение - слово слишком вялое. Англичанин меняет не мнение, а ум. И это гораздо сильнее, потому что содержит готовность действовать.

Английский лишен пафоса и истерики. Так, русский скажет: "сражаясь за Родину", англичанин: in country's service. Русский об этом говорит пафосно, англичанин - операционально: он не сражается, а обслуживает свою страну, делает ей сервис; даже если он теряет ногу за Родину, он все равно только in country's service.

Операционализм английского исключает в нем всякого рода слова эмоционально избыточные, душевные, которыми так переполнен русский язык. Так, переводчикам Нового Завета (американцам, между прочим) слово "Утешитель" пришлось перевести как Comforter. В этом слове сразу видится корень "комфорт" - т.е. нечто связанное с бытом, с внешней стороной жизни, а не с внутренней, душевной. Для русского такой перевод звучит по меньшей мере неточно, а эмоционально - вульгарно, душевно бедно. Ведь утешитель - это тот, кто способен утешить, то есть дать душевный покой.

Великое I

Утверждающийся в мире индивид - это не только энергетика правильного и уверенного действия, это самостояние, радостное и достойное Я. Но русский язык не дает мне стилистического права заявить мне мое Я с большой буквы. Зато английский дает мне это право легко и естественно. I - всегда и только с большой буквы. Когда русский претендует на какую-либо значимость, он в лучшем случае говорит: мы, - имея в виду некую группу влияния, которая стоит за ним. Английский язык вырастил в себе индивидуалистический драйв, и он воспринят всем современным миром.

Этот драйв присутствует даже тогда, когда индивид говорит о своей принадлежности к некоей команде.

Англичанин скажет: I am with the football team.

Русский: Я из футбольной команды.

Предлог "из" говорит о полной принадлежности говорящего на русском к некоему сообществу. Англичанин, находясь в сообществе, подчеркивает что он "с" сообществом, то есть на равных, а не внутри него. Буквально with переводится как "с" кем-то.

Одновременно, индивидуалистический драйв английского отрицает деление мира на свой и чужой. В английском языке нет слова "чужой". Есть - my (мой) или not mine (не мой). Но не мой - это не чужой и не другой (other), а в англоговорящем сознании это намного сильнее: это чуждый - alien - то есть чужеродный, почти из другого мира. В сознании англоговорящего индивидуума граница между моим и не моим жестче, сильнее, радикальнее. Русское сознание таких границ просто не знает. Поэтому в английском языке нет такого теплого и интимного слова "ты", только - вы. Даже обращенное к собаке You, это "вы", но не "ты". Поэтому в английском нет такого соборного, отражающего общинный дух слова, как "народ". Есть слово people. Но people это не народ, это люди, то есть существа, похожие друг на друга, но существующие отдельно друг от друга. Слово "люди" не отражает в себе духа связи, сопричастности некоей объединяющей субстанции.

Гносеологизм английского

Английский дает важную возможность говорящему выразить, известен ему объект или нет. Для этого существует система артиклей. При всех исключениях (например, когда многие имена собственные всегда используются только с опреденным артиклем). Русский язык не создал такой простой и экономичной системы. Поэтому русскому, изучающему английский, артикль дается с большим трудом. Приходится делать специальное усилие над собой, чтобы не пропустить эту часть речи. Между тем известность или неизвестность предмета, артикулированная в языке через систему артиклей, - простой и гениальный инструмент рефлексии и познания мира и способ сообщить говорящему, знает он о предмете или нет.

Переспать, или to do sex

С весьма большой и темной сферой интимного и бессознательного английский язык обходится так же операционально и ясно, как со всем остальным рационально мыслимым миром. Русский язык так и не выработал собственного ясного слова для обозначения интимных отношений между полами. Этот космос между пиздой и хуем так и остался неосвоенным. От невнятного "переспать" до столь же невнятного, но высокого "познать", - говорит русский про ЭТО, но чаще по английской кальке - "заняться сексом" (или "заняться любовью") от английского to do sex. Весьма распространенное в последние десятилетия "трахаться" тоже взято из английского - из американских фильмов. Английское слово "секс" заняло в русском место всех двусмысленных слов, обозначающих отношения между полами. Ставшее ругательным слово fuck* в русском языке также несет бранный смысл.

Также дела обстоят и с обозначением гениталий. На русском языке нет небранных слов, называющих гениталии, но брань не универсальна. В английском - все подобные слова имеют, кроме бранного, вполне приличный смысл. Так, пенис американцы называют словами cock (петух), screw (болт), dick (сыщик), prick (укол), а в начале века, например, candle (свеча). Женские гениталии - pussy (кошечка), cunt. Именование гениталий сопровождается в английском языке не матом, а игривыми метафорами. В сленге это звучит еще более разнообразно. Вот только последнее слово - cunt не имеет иных значений и никак не тянет на метафору или другие фигуры речи.

Люди, говорящие на английском, не знают мата в чистом виде или почти не знают. Именно это отличает их и наше отношение к сексу. Английский язык не считает совокупление грязным действом, о котором нельзя говорить иначе, как используя мат или язык, запрещенный в обществе. Поэтому они говорят о нем намного свободнее. В то же время в английском в сферу сексуальности может быть втянут почти весь язык. Почти каждое слово может иметь сексуальный смысл, чего абсолютно нет в русском языке. Возможно, последнее в значительной степени связано с каждодневной близостью других языков. Лингвистическое кровосмешение создало фон для сильных аллюзий и метафор.

В брани, в мате русский человек раскрепощается. Поэтому она имеет такое существенное значение в его жизни. Причем в мате человек раскрепощается не только от ситуации, от жизни, но и от своего гнетущего, неадекватного стрессовой ситуации языка, его грамматического гнета. Поэтому русский мат так выразителен, экспрессивен, богат и абсолютно понятен всем и в любой ситуации.

Козлы - это не goats

Русская брань, во многом выражающая сферу бессознательного, до сих пор полна языческих остатков. Самое смачное и ругательное у русских - "козлы" - на английском не передать. Goats у англичан просто "козы" и ничего больше. Хотя американцы называют old goats старомодных людей, но у них "старый козел" не имеет грязного смысла, не является оскорблением.

Англичане давно дистанцировались от мира животных, и последние у них в третьем лице только it - местоименное существительное неодушевленное, а не he, she (он, она) - местоименное существительное одушевленное, дающее равноправность с человеком, носителем разума. Англичане, ругаясь, очень редко называют друг друга козлами, коровами, свиньями, как мы. У них оскорбления напрямую связаны с миром человека: maroon (раб-негр, мудак), asshole (мудак, идиот), bastard (ублюдок) и т.п.

Вера ЯКУБОВИЧ

Н.Циркун в статье "F for Fuck или Зуд девятого года" (журнал "Искусство кино" N 2, 2000) пишет, что словом "fuck" - аббревиатура f.u.c.k. (fornication under control of king - совокупление под контролем короля) - помечали публичные дома в английских колониях. Впервые прозвучало с экрана в 1967 году в фильме английского режиссера Джозефа Стрика "Улисс".