 |
| Рубрики |
| Авторы |
| Персоналии |
| Оглавления |
| Архив |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
|
| Главная | |
О журнале | |
Оглавление | |
Отзывы |
И мой сурок со мною
Людмила Суворова - одна из лучших вятских поэтесс - ушла с преподавательской работы и принялась за мемуары
В её вятской родне - художник Николай Хохряков и большевик Вячеслав Молотов, а дядя был репрессирован (его жена Ася - дочь председателя Петроградской ЧК Ивана Бакаева, расстрелянного в 1936-м по делу "троцкистско-зиновьевского центра"). Учившаяся в первом наборе музучилища мама Милы - тоже Людмила - позировала в 20-х годах художнику Михаилу Демидову в его доме у сада "Аполло".
Неразрывная связь с исторической "рекой времён" осознаётся Суворовой так: "Привязанной за колышек эпохи, / вокруг да около ходить - верёвка, / однако, далеко тебя не пустит. / В руке незасыпающий хронометр, / а в сердце - неподкупный метроном". Задолго до перестройки поэтесса сожалела, что "Красный выбор распался на пламя со льдом - / И немыслимо вместе - Гайдар и Булгаков". И всё-таки сама она сумела совместить в стихах лёд и пламень, то есть, если угодно, белых и красных или, условно говоря, мудрость традиции и - в меньшей дозе - горячность новации. И вошла в анналы…
Родина-мать! Для тебя я Золушка
Я познакомился с Суворовой в середине 1970-х в литклубе "Молодость", руководимом Тамарой Николаевой. Там Милу поругивали за то, что она отстраняется от советской действительности: не пишет о Родине и партии, о достойных земляках, но и хвалили - в том числе мэтры Леонид Дьяконов, Овидий Любовиков, Маргарита Чебышева - за философичность лирики и мастерство.
И хотя её стихи изредка публиковались в "Комсомольском племени" и вошли в 81-м в книжицу "Мелодия виолончели" (в составе "кассеты" молодых поэтов под редакцией Владислава Заболотского), лучшие стихотворения Милы оставались под спудом. Их я взял - с её согласия (правда, потом отозванного) - да напечатал в самиздатовском альманахе "Ноев ковчег" (1981, четыре экземпляра на пишмашинке). Подборка Суворовой называлась "Карантин для иноверцев" (по её строкам "Карантин! Отсиживайтесь дома, / А встречаясь, не снимайте масок" и "Мы каста чёрных иноверцев"). Кто-то понял название политически - как "Психушка для инакомыслящих"…
Здесь у Милы подобрались стихи, которые навряд ли бы пропустили партийные редакторы: посвящения Борису Корнилову ("Поэт / в горниле, в крови, в бреду, / с металлом предательским в голове. / Ты слышишь? / В вырубленном саду / поёт убитый соловей") и Осипу Мандельштаму ("В потоке лучших устремлений, / Не замечая ничего - / Зачем нам нужен нежный гений / И мысль туманная его?.."). По сути, это близко ужасу Достоевского, вложившего в уста одного из "бесов" большевистскую программу: "Мы гения потушим в младенчестве!"…
"Посвящения О. Мандельштаму" нигде, кроме "Ноева ковчега", не напечатаны. А ведь там есть чеканная формула пути Суворовой: "Сама не заметила, как вырастала / Из глупой лирической детской рубашки. / Родина-мать! Для тебя я осталась / Золушкой, падчерицей, замарашкой". Вот вам искомая гражданская поэзия - "стих, облитый горечью"…
И Родина - в лице лучших умов кировского КГБ - решила, что "альманах инспирирован западными спецслужбами". И Людмилу, как она вспоминает, вызвали телефонным звонком замначупркультуры Евгения Деришева в Серый дом, где её профилактировал комитетчик - "худенький высокий молодой человек" (по описанию - ну вылитый Юрий Исупов, куратор интеллигенции тех лет!). "Я говорю ему: как странно, мою маму в 30-е годы тоже вызывали в Серый дом, допрашивали. Он говорит: да-да, такое время… А мне тогда, при разговоре, было даже смешно. И он попросил дать ему альманах. Я отдала - и ещё одно "крамольное" стихотворение туда вклеила, для полноты картины. Он забрал и не вернул. Ну да Бог с ним".
Дети и звери ни в чём не повинны
А между тем Мила, как и её мама, преподавала фортепьяно в музшколе № 1. Помогала в творчестве мужу - художнику Александру Мочалову, позировала для его картин. Воспитывала погодков - сына Петра, рождённого в 76-м, и дочь Сашу (ради которых бросила Литинститут).
Учила их всему хорошему. Например, простейшим правилам поведения: "Будь нечаянной опорой / Гонщику на повороте, / Балерине в пируэте. / А когда вожак матёрый / Промахнётся на охоте - / Сделай вид, что не заметил. / Не задумываясь, стая / Ослабевшего съедает. / Мы за прошлое в ответе. / И за прочерки в анкете, / В той графе, в которой совесть, / Тоже чем-то отвечаем. / Навсегда обеспокоясь, / Будь нечаян…".
Когда-то в стихах она признавалась: "Я человек без кожи". Потом как идеал поведения поэтессы возник образ Ахматовой: "В анналах прямых аналогий / Цепляюсь за Анну Андревну: / Умом - образец благородный, / Любовь, преступившая ревность". Семья увиделась как высшая ценность: "Дети и звери ни в чём не повинны. / Мы под укрытием снежной лавины. / Не достучаться. / Никто не придёт. / Тихо, уютно, запасов на год. / Тёплая печка и серая кошка. / Наглухо ставни - зачем нам окошко?".
Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе? Неважно! А тут и перестройка подоспела. У Суворовой вышел первый солидный сборник стихов "Весы" (1988, редактор В. Фокин, послесловие М. Чебышевой). Поэтессу приняли - без всяких усилий с её стороны - в местный Союз писателей. Мила не привыкла суетиться, заводить знакомства в столичной литсреде ради "пробиться в Москву, в Москву". Главное - не результат, а процесс. Процесс постижения мира ("До слёз понятен каждый шаг, / И музыка любых наречий, / И каждой вещи тайный знак, / И светлый разум человечий"), процесс сотворения поэзии ("Так сладко остаться / в летучем плену вариаций").
Я ухожу. Мой путь далёк
"Потоп. Я слышу водопадов шум. / Спасаю. Уношу / стеклянный шар, / что заключает Мир и Божий Дар, / и всё, что есть, что было, / и что впредь. / Зачем мне знать, как жить / и умереть?", - в последнем на сегодня сборнике "Стеклянный шар" (2000) Суворова формулирует своё кредо, переходя на высокий стиль и библейские образы. У неё нет надежд ни на государство: "И лживых гимнов торжество / не обещает ничего", - ни на превратившееся в толпу народонаселение, а есть - только на себя как поэта: "Толпа скорбит - убит Пророк / Скорбящею толпою. / Я ухожу. Мой путь далёк. / И мой сурок со мною". Последние пять слов - из песни шарманщика, бродившего с дрессированным сурком (музыка Бетховена, стихи Гёте).
Давно, усталый раб, замыслил я побег… "Удел поэта - быть одному, а не в толпе. Хочется покоя, созерцания", - говорит Мила. Недавно, в октябре 2008-го, она ушла из музыкальной школы, села за книгу воспоминаний "На дворе трава", в том числе о детстве, проведённом в деревянном доме на улице Свободы, 97 (позже там жила семья писателей Панченко - Юрия и Натальи). Готовит и новый сборник стихов.
На недавнем юбилейном вечере литклуба "Молодость" Мила, выйдя на сцену с дочерью Сашей, выпускницей Литинститута, читала свой свежий "Голландский пейзаж", где что ни строка, то "тайный знак": "Возвращение стад. / В тополях позолотой - закат… / Чуть слышны голоса. / На жилище легла полоса, / Слабый отблеск последних лучей. / И сгущается тень, / И слипаются веки, и лень / Вспоминать, что ушло, что века, и река, и ручей…".
Михаил Коковихин
Суворова Людмила Николаевна род. 30.01.1947 в Кирове в семье инженера-строителя и преподавательницы музыки. Окончила Кировское училище искусств по классу фортепьяно (1970). Полтора курса училась заочно в Литинституте, семинар В. Гусева (1974-76). Преподавала в детской музшколе № 1 (1968-2008). Член Союза писателей с 1990. Беспартийная. Православная. Живёт в 3-комнатной на Дерендяева с мужем-художником А. Мочаловым, дочерью-поэтессой Сашей, кошкой Хьюбертиной и котом Малышом. Сын Пётр - компьютерный дизайнер в Москве. Внучка Варя. Внук Женя. Изданные в Кирове книги: "Мелодия виолончели" (1981), "Весы" (1988), "Стеклянный шар" ("Народная библиотека", 2000). Пристрастия: "Доктор Живаго", "Мастер и Маргарита", Библия, Мандельштам, Пастернак, Заболоцкий, Арсений Тарковский, Бах, Григ, Брамс, Сибелиус, Модильяни, Шагал, Врубель, Левитан, Ван Гог, "люблю всё, что талантливо, от чего мурашки по коже", фильмы Тарковского и Норштейна, камушки, домашние цветы, красное сухое, "ем всё, всеядна". Никогда не курила.
"Вятская особая газета" 6.11.2008, № 44
