Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

Выживут только Иудушки

Театр на Спасской в мае 2015 года снискал овации и "браво!" премьерой спектакля "Господа Головлёвы. Маменька" по пьесе Ярославы Пулинович в постановке Юлии Батуриной

 

Сцена венчания Головлёвых открыла и завершила спектакль

 

Спектакль красиво закольцован сценой брачной церемонии Головлёвых - Арины и Владимира - под гармоничную песню фольклорной певицы Пелагеи: "Тропами, сбитыми стопами, / Ходят далями люди странные. / Их душа холодна, замерзала до дна, / Трепетала, желала да устала. / Матери дома старились, / А их бедные детушки лихо маялись. / Нынче с ночи до зари ходят круг по всей земли, / Под рубашками - муки тяжкие... / Не жрецы, не купцы, / Отгулялись молодцы. / Не смеются, не плачут, думы прячут. / Дышат пылями, днями стылыми / Покаяния искатели у Создателя…"

Поэт Владимир Головлёв с женой-менеджером Ариной. Александр Королевский и Дарья Сосновская

А часа два между начальной сценой и финальной заполнены какофонией, дисгармонией, распадом. Сразу после брачной ночи молодая хозяйка поместья Арина (Дарья Сосновская) начинает учёт и контроль закромов, оптимизацию расходов, затягивание поясов у крепостных и собственной семьи. Привыкла правая рука стучать на счётах - и уже не в силах перекреститься…

Как на грех, Владимир Головлёв (Александр Королевский) - друг покойного поэта-порнографа Ивана Баркова и сам балуется стишками. И, естественно, от тирании жены сбегает в бутылочку. Клиника разложения особенно удалась Королевскому. Спивающаяся творческая интеллигенция - как это знакомо!

Владимир Головлёв своеобразно воспитывал сына Стёпу. Александр Королевский и Констанин Бояринцев

За благообразным обликом Иудушки скрывается убийца. Фото Аны Агаповой

Убегают из-под гнёта и повзрослевшие дети. Но мрут, как мухи. Выживает лишь Порфирий, прозванный Иудушкой. Герой Александра Андрюшенко приторно лицемерит, услужливо горбатится, пьёт кровь ближних, чтобы свести их в могилу и захватить унаследованные селенья. Поцелуй Иудушки - и ещё одним наследником меньше.

Богато интонированная речь Андрюшенко временами напоминала манеру Евгения Миронова в той же роли в "Господах Головлёвых" Кирилла Серебренникова (МХТ им. Чехова, 2005). Это слегка напрягало. Но вообще Андрюшенко, начинавший второстепенными ролями, в последнее время выдвинулся в первый ряд актёров Театра на Спасской.

Когда из всех щелей огромного с воротами дощатого забора, похожего на "железный занавес" (художник Катерина Андреева), полезли руки узников, мне вспомнилось, как в спектакле Серебренникова руки-щупальца тянулись из окошечек дощатых нужников. Десять лет прошло, а метафора - как новая! Тезис Вознесенского "Российская империя - тюрьма" (в "Юноне и Авось") докатился, наконец, до Вятки.

На склоне лет героиня Сосновской превращается в горестную и неприкаянную Арину Петровну, маменьку в филигранном исполнении Марины Карпичевой. Вот тут-то они и сошлись - Родина-Мать и набожный кровопивец, собиратель земель русских. Подкравшийся сзади Иудушка сжимает горло маменьки, и в последнем сне ей ностальгически снится давнее своё венчание и слышится Пелагея: "…Покаяния искатели у Создателя". Похоронный плач о России.

К маменьке Иудушка подкрался незаметно

За инсценировку романа Салтыкова-Щедрина всегда брались для того, чтобы выразить свой взгляд на современность - на Советский Союз или на постсоветскую действительность. Драматург Ярослава Пулинович и режиссёр Юлия Батурина взглянули на нашу эпоху через призму русской женщины-матери. Пожинает мать плоды, что взращивала, и они ядовиты…

 

Михаил Коковихин

 

ТДТ № 3 (июнь), 2015

 

Использованы фотографии сайта nadasuge.ru

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Маменька (М. Карпичева) у разбитого корыта