Реабилитация Большого Стиля

Наш учитель Ленин, который так мало пожил, и его верный ученик Сталин, сплочённое вокруг Сталина Политбюро (отнюдь не «сброд тонкошеих вождей»), успехи индустриализации и коллективизации, культурная революция силами советской интеллигенции, Великая Победа под руководством Коммунистической партии, пионерское счастливое детство - под все эти мифы сталинской эпохи куратор выставки, сотрудник Кировского художественного музея Ольга Сверчкова тщательно подобрала соответствующие экспонаты (живопись, графика, скульптура, декоративно-прикладное искусство, детская игрушка).

В каталоге она утверждает: хотя советское искусство 20-50-х - монопольно-государственное, идеологизированное, иллюстрация положений партии, но зато оно общечеловечно и празднично. Вот главная цитата: «Сказка о социалистическом рае была основой мифотворчества многих живописцев. <...> Подобное искусство вполне соответствовало морали нового общества и в то же время отражало общечеловеческие стремления. Достаточно вспомнить древнее народное творчество, например, прялки, сундуки, вальки, сани, на которых изображались сцены весёлых гуляний, поездки на лошадях, балаганы, чаепития и т.п. В лучших работах советских художников жила та же народная традиция, предполагающая представления о чудесной преображённости мира, сверкающего всеми красками праздничного бытия». То есть искусство той поры - партийное, идейное, народное. Дежа вю. Партийность, идейность, народность. Где-то мы это уже проходили. Кажется, в советской школе.

Сказки Сталина

Отложим каталог в сторону. На выставке становится очевидно: то ещё изоискусство в лучших образцах - смешное до глупости. Пародией смотрятся картины, где мастер стыдит бракодела («Забракованная деталь» Петра Макашина), агрономша укоряет тракториста за неглубокую вспашку («Случай на пашне» Вадима Гускина и Бориса Каскова), свинья-рекордистка кормит грудью выводок поросят («В свиноводческом совхозе» Петра Строева)...

Массовая культура невозможна без шоу-звёзд, а соцреализм как часть масскульта немыслим без вождей. Вожди всемогущи, как сказочные герои: поражают драконов («Аллегорическая композиция» Алексея Столбова), наводят порядок в провинции («И.В.Сталин и Ф.Э.Дзержинский в Вятке после падения Перми в 1919 году» Алексея Потехина), касаются головой туч («Ленин в Разливе» Аркадия Рылова)...

Изображаемые обстоятельства - обычная текучка жизни, а обобщения - гиперболичны. Забавна не сама героизация: к примеру, не смешно, когда Энгр героизировал Наполеона, а Леонардо - Христа. Смешна героизация мелкого, смешно циркулярное спускание мифологии в народные массы.

Возможно, улыбка возникает потому, что картинный образ не совпадает с нашим современным представлением о произведении искусства. Или мы вчитываем в произведения той эпохи наше ехидно-злорадное отношение к сталинизму? Посмотрим ли мы когда-нибудь на соцреализм отстранённо, как атеист - на христианское искусство?

Против течения

Кое-где на выставке встречаешь произведения «с двойным дном».

Сергей Луппов в «1 Мая. Ткачихи» изображает демонстрацию трудящихся на Красной площади. Веселится и ликует весь народ, но он отделён от вождей шеренгой неулыбчивых военных. Подтексты у зрителя рождаются по мере его «испорченности»: от «моя милиция вождей бережёт» до «народ удерживает от бунта лишь НКВД». Взаимоисключающие толкования...

Александр Дейнека тоже нагрузил свой «Стадион в Берлине» многослойным подтекстом. На первый взгляд, автор противопоставляет имперский конный монумент живым советским солдатам-победителям и лошадям. Однако люди и кони из Советского Союза очень уютно обжились в реалиях Третьего рейха, и обнаружилось их близкое родство. Нибелунги мало чем отличаются от русских богатырей, отец народов - от фюрера, а Зигфрид - от какого-нибудь Александра Матросова. И те, и другие - в равной мере мифологичны.

Красивы «Самолёты над Нью-Йорком» Дейнеки. Неважно, чьи это самолёты. Неважно, что под самолётами - «Город Жёлтого Дьявола». Главное для Дейнеки - упоение технической мощью цивилизации, восхищение человеческой мыслью, покоряющей просторы. Дейнека не ангажирован какой-либо одной идеологией или страной, он - гражданин всей Земли и, можно сказать, глобалист. Он ещё не ведает глобальных опасностей технологии, не знает, что эти самолёты через много лет врежутся в близстоящие небоскрёбы...

Пожалуй, самая значительная из «несоцреалистичных» работ выставки - «Девушка с противогазом» Климента Редько. В «стране героев, стране мечтателей, стране учёных» девушка со страшноватой резиновой маской и гибким, как змея, шлангом глубоко задумалась: что-то будет?

Детские игры

Экспозиция ведёт нас от коммунистической мифологии к заидеологизированным фабричным игрушкам, народному искусству, безыдейному фольклору.

Сказки Сталина неожиданно переходят в русские народные в иллюстрациях Юрия Васнецова («Теремок», «Гуси-лебеди», «Царевна-лягушка», «Курочка-Ряба», «Лисичка со скалочкой», «Липовая нога»). Вообще-то Юрий начинал как «взрослый» художник, но давление эпохи заставило его уйти в детскую иллюстрацию. Это бегство от сталинистских циркуляров, от реальности, от сталинского пролетарского гуманизма - в абстрактный. Корректно ли перетекание на выставке одного в другое?

Присутствие здесь дымковской игрушки, лаковой миниатюры призвано доказать, что соцреализм наследует «народную традицию». Но это соединение - механическое. В дымковских игрушках, например, нет ни грамма идеологии: даже если встречается фигурка пулемётчика - это вам не большевистский комиссар. Единственный дымковский вождь - вольный казак Степан Разин Елизаветы Пенкиной.

Правда, в коллекции автора хранится композиция «под дымку» «Ленин и Сталин в Горках», но это интеллигентский соц-артовский выверт начала 1990-х годов, лишний раз доказывающий несовместимость подлинного «искусства снизу» («из гущ народных масс») и инкубаторского «искусства сверху».

В статье «Стиль Сталин» Борис Гройс утверждал: «30-40-е годы в Советском Союзе были всем чем угодно, но только не временем свободного и беспрепятственного проявления настоящих вкусов масс, которые несомненно и в то время склонялись в сторону голливудских кинокомедий, джаза, романов из "красивой жизни" и т.п., но только не в сторону социалистического реализма, который был призван массы воспитывать и потому, в первую очередь, отпугивал их своим менторским тоном, отсутствием развлекательности и полным отрывом от реальной жизни, по радикальности не уступавшим "Чёрному квадрату" Малевича».

Возвращение на иглу

Внутри экспозиции вятский художник Анатолий Пестов оформил островки-инсталляции: сталинский кабинет, солдатский привал, парковую клумбу со звездой, пионерский уголок с горнами и знамёнами, домашний интерьер. Портрет Сталина уютно вписывается в любую обстановку. Приятно поностальгировать по старому социалистическому уюту.

В финале Анатолий построил коммунизм, совместив изобилие муляжных фруктов с портретом «нового человека» и голубоватым неоновым светом. Усмешка здесь сочетается с любованием. Концепция авторов выставки не вышла за пределы иронической ностальгии. Иронии - минимум, ностальгии - максимум.

«Новая историческая общность "советский народ", как известно, определялась чувством глубокого удовлетворения, а новая историческая общность "народ постсоветский" формируется чувством ностальгии, то есть вроде бы чем-то противоположным. Но в современной российской культуре под "ностальгией" понимается вовсе не устремлённость к несбывшемуся и несбыточному, а, попросту говоря, любовь и искреннее желание вернуть» (Екатерина Дёготь, «Россия, масса, ностальгия»).

Вспоминается фильм Фассбиндера «Тоска Вероники Фосс»: героиня, посаженная на иглу при Гитлере, возвращается в клинику нациста за наркотиками. Или фильм Кавани «Ночной портье»: бывшая заключённая возвращается к нацисту за воспоминаниями о былой садомазохистской любви.

Так и мы: вскормленные тоталитарной культурой, тоскуем по утраченным её дозам, и многих тошнит от пресной искусственной пищи Европ и Америк. Смена мифологий - как смена религий: не проходит без ломки. Тянет назад, на иглу. Советский гимн мы уже вернули. Короче, ломка - это надолго. До воцарения следующего поколения, отравленного чем-то другим.

Михаил КОКО