|
Есть люди, которые считают фильм «Брат 2» совершенно неконцептуальным. В отличие от его предшественника, фильма «Брат». Именно это обвинение мне кажется самым искажающим смысл послания Алексея Балабанова. Концептуальность, то есть некое сверхсюжетное содержание, у второго «Брата» не только есть, но, больше того, именно оно позволяет понять его фабулу и еще нечто большее. Именно поэтому я утверждаю, что Балабанов сделал не только фильм, а некое выходящее за его границы самоценное послание. О чем оно? Самое удивительное ощущение от этого фильма заключается в том, что насилие, осуществляемое главным героем Данилой Багровым, не только не заставляет ненавидеть Багрова, а, наоборот, сближает с ним. В этом абсурдная, но очевидная тайна фильма. Тем более удивительная, что в русском кино апологии насилия никогда не было. Русский Тарантино - это оксюморон. И тем не менее мы имеем дело именно с фильмом, который даже не оправдывает насилие, а показывает его глубинное присутствие в нас. Главный герой «Брата 2» Данила Багров - милый мальчик с открытым взором, сыгранный Сергеем Бодровым, не киллер, не бандит, не мент. Он берется за ружье, потому что должен отомстить. Но месть становится не только сюжетом, погнавшим нашего героя за океан, в Америку, - месть в фильме живет своей отдельной жизнью, превращаясь в некую идею, которой подчиняется всё. И насилие, сопровождающее эту месть, перестает узнаваться. Бессмысленная, не поддающаяся счету масса трупов падает из-под ствола Багрова под музыку, узнаваемую и любимую миллионами зрителей, или, например, под стихи: «Всех люблю на свете я...» И эта масса трупов не воспринимается (а значит, перестает быть) убитыми людьми. Потому что музыка создает собственное пространство понимания, пространство, которое подчиняет себе все другие смыслы, пространство, энергетически сближающее зрителя с героем. Даже вопреки тому, что он делает. При таком наложении музыки и действа само убийство перестает восприниматься как убийство, тем более как трагедия. Для этого Багров должен осознавать, что он - убийца. Он этого не понимает. Вместе с ним не понимаем этого и мы - зрители, переставая воспринимать убийство как убийство. Данила Багров начинает объединять нас своей местью, своей силой, своей энергией. «Вечно молодой, вечно пьяный»... Он стал орудием убийства, которое уничтожает мафиози, кидал, сутенеров, совершенно случайных людей. Он делает это легко и красиво, как художник. Сначала за и ради своего брата в первом «Брате». Потом - ради брата друга, во втором «Брате». Такой парень может защитить и нас с вами. И это оправдывает всё. Такая вот братская мораль. Мы, носители этой морали, становимся братьями. Нет, братвой. Братанской страной. Кто не братан, тот чужой. Его можно убить. Так говорит Балабанов. И его рассказу с восторгом внимает зритель. «Брат 2» становится самым кассовым, самым любимым фильмом года. Некоторые киноведы склонны были осудить Балабанова (см., например, журнал «Кино» 2000 г., N 11), упрекнув режиссера в том, что он сделал народу конъюнктурное кино, заказ такой подлый выполнил. Раз нет осуждения насилия, значит, конъюнктура. Русский народ, мол, не может быть таким, как Данила Багров и его брат. Русское (и советское) кино всегда было гуманистичным. Но режиссер сделал не только message о мести и силе, но и показал, как глубоко, почти бессознательно они присутствуют в коллективной национальной душе, то есть живут в нас, выражаясь в терминах доктора Юнга, почти как архетип. Эти неосознанные, вытесненные переживания вылились в картину кровной (братской) мести. А высказывания главного героя: «Русские не сдаются», «Русские своих на войне не бросают», - превращают братскую месть в нечто более значимое - месть национальную. Русским нужна месть. Русским нужен герой. С героем никак не получается в жизни. Поэтому нужно его придумать. Придумать тоже не очень получалось (см. об этом мою статью «Без героя» в «Бинокле» N 4). «Брат 2» - даже не попытка сделать героя: Балабанов, кажется, понимает, что в полном смысле это невозможно, - но попытка снять общую боль. И Балабанов делает это с большим знанием русской души. Главный герой фильма наделен типично русскими, даже древнерусскими, почти архетипическими чертами. Данила Багров как бы НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ (например, английский язык или кто такой Аль Капоне) - этакий простофиля, дурачок, НО ВСЁ МОЖЕТ: например, как развести (ниггеров или своих) или как нужно говорить с крутыми. Этакий молодец-удалец, похожий на героя русских народных сказок, лишенный каких бы то ни было комплексов. Правда, он знает, что песни Ирины Салтыковой - ненастоящие, а настоящий - это «Наутилус» и «ДДТ». Но главное, что он «русских на войне не бросает» и знает, в чем сила. Последнее очень важно. Это знание и похожесть на персонажей древнерусских сказок держат в фильме архетипический слой национальной души. Ставший волею жизни киллером Данила Багров благодаря этому знанию мог бы стать героем. И он как бы становится им, обретая это знание по всем правилам мифологического (сказочного) жанра в самом конце своей истории: уехав «за тридевять земель» и «победив злого дракона». И тут вроде бы по всем правилам драматургии должен произойти катарсис. Самое страшное, что он происходит. Но, выйдя из катарсического опьянения, понимаешь, что цена его в том, что тебя заставили принять «братскую» мораль. Все ли мы готовы к этому? Думаю, что нет. Вытесненный комплекс мести очень опасен, он может выйти из бессознательного и завладеть массами, если для него будут найдены точные слова. Фильм Балабанова весьма точно определил наш национальный архетип и показал, как это может произойти. Человек, который однажды разбудил русский архетип, нашел точные слова, снял национальный комплекс и привел русских к катастрофе, - Владимир Ульянов. Несомненно, харизма Ленина как вождя пролетариата питалась в России архетипическими ожиданиями спасителя, человека, который поведет на месть. Тем не менее униженное национальное сознание через такие фильмы, как балабановский «Брат 2», лечится и может понять, что его ожидает. Тем более это важно для нас, у которых не было ни Фрейда, ни Юнга. Зрители узнали себя в «Брате 2» и обрадовались. Без узнавания никто бы не пошел в залы, еще и еще, с экстазом скандируя любимые места: «You are gangsters? - No, we are Russians», «В чем сила, брат?», «Вот уроды!» и т.д. По этим реакциям можно говорить о том, что больше всего взволновало людей, какие высказывания киногероев были особенно значимыми. Про гангстеров - один из самых удачных и концептуальных диалогов, вылившихся в конце концов в афоризм, характеристику-оппозицию: гангстеры-русские. Гангстеры оказались термином, от которого можно оттолкнуться, чтобы сказать о себе. Так это происходит в зрительском восприятии. И это характеристика кажется зрителю одной из самых точных. В самом названии фильма «Брат два» читается братва, то есть братаны, бандиты. Разговор про силу - из разряда архетипических. Если в мифах и сказках он имеет смысл обретения фаллической силы, то в «Брате» поиск выходит на уровень этический и даже метафизический. Для русских, утративших способность уважительно относиться к себе, это попытка обрести себя. Хотя без архетипического, фаллического слоя эти поиски не были бы так существенны. Главный герой в конце фильма приходит к истине: «Сила - в правде». И хотя в этике русских так было всегда, без этого открытия главного героя фильм бы мог превратиться в боевик. Высказывание одной дамы-киноведа точно характеризует психологическое воздействие фильма: «Меня полностью реабилитировал этот фильм, когда герой Сухорукова, пересекая таможню чикагского аэропорта, назвал проверяющих "вот уродами"» («Искусство кино» 2000 г., N 11). Эти высказывания говорят о том, что послание Балабанова оказалось диагнозом и нам надо что-то с собой делать. Когда один из политических персонажей пообещал «мочить в сортире», из ничем не примечательного выдвиженца он стал чуть ли не харизматиком, любимцем нации. Такие вещи не происходят случайно. Месть стала настроением русских, их жизненной философией. Месть, война - глубоко внутри нас, униженных и обманутых своим правящим классом. Чечня, бесконечные сучьи войны, бандитские разборки, слив компроматов... Вот где жизнь бьет ключом. Вот где русские живут полной жизнью. Впрочем, талант России всегда проявлялся в искусстве воевать, правда, с другими, и в полной беспомощности перед собственной хамской бюрократией. Балабановский фильм оправдывает в нас эту агрессию легко и естественно, без всякого ложного пафоса. Наверное, только приняв в себе всё, даже самое отвратительное, можно понять, что с нами происходит. Балабанов не придумал ничего нового, он только заглянул в те глубины, в которые другие побоялись. Бессознательное будить опасно. Вера ЯКУБОВИЧ
|
© журнал «Бинокль».
Гл. редактор: Михаил Коковихин , 2002-2004 Дизайн, верстка: Игорь Полушин, 2002-2004 |