Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

С.Скляров. Люди и манекены (Копенгаген). 1991

Сергей Скляров: Я бы мог безбедно жить в Италии, если б вятской не было земли

Интервью с вятским членом Международной ассоциации фотохудожников

СКЛЯРОВ С. Дм. род. 27.02.1955 в Кирове в семье техредактора издательства и инженера. Закончил Кир. авиатехникум (1975). Работал технологом, конструктором, фотолаборантом, фотожурналистом. Сейчас - свободный фотохудожник. Член Союза фотохудожников России, Американской ассоциации фотохудожников, Международной ассоциации фотохудожников (FIAP). Персональные выставки: Москва, Варшава, Копенгаген, Бостон, Санто-Доминго, Вашингтон и др. Жена Надя -свечница в церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Макарье. Дочь Юля - артистка цирка, живет в Италии. Дочь Женя - танцовщица в группе певицы Ирины Салтыковой. Сын Алеша - 10-классник. http: // photolife.cjb.net

- На какие этапы ты делишь свою «жизнь в искусстве»?

- Первый этап - это была целенаправленная гонка в сторону славы: мне хотелось прославиться. Начал фотографировать я с семи лет. Мне казалось: стану великим фотографом, и все проблемы решены. Но это кончилось еще в детстве.

Потом мне было интересно влезать под кожу к самым разным людям, в разные ситуации. По идее, у фотографа, который смотрит со стороны на то, что делается перед объективом, получаются дурацкие фотографии. А я старался выйти из себя, влезть в ситуацию и фотографировать ее изнутри. Одна беда: не было руля, цели, это было метание туда-сюда, в разные стороны.

А сейчас, слава Богу, наступил третий этап. Многие съемки, которые в общем-то я считаю ошибочными, то есть грешными, сейчас отошли в сторону - наметился какой-то путь. Это совсем недавно, года два. Грешные съемки - нет, это не съемки в абортарии, а, скажем, то, что я снимал обнаженную натуру. Это съемки, не обязательно связанные с эротикой, - тут, скорее, съемка, которая унижала людей, которых я снимал. Я умел уговаривать людей, подбивать на какие-то действия. Я их убеждал, и они почему-то начинали думать, что кривда - это правда. В принципе, грех осмысляется здесь как религиозный.

С.Скляров. One way (Сан-Франциско). 1994

- Что подтолкнуло тебя к переоценке ценностей?

- Кто-то из российских праведников сказал: уверуйте в Бога, возлюбите Бога и делайте всё, что хотите. То есть когда чувствуешь Бога в себе, тогда уже не сможешь особых глупостей сделать. Меня Бог вёл всю жизнь, столько раз меня на руках нёс, что начиная с 19 лет я знал, когда я умру, и прочие моменты мне были явлены. Но человек к своему спасению идет с усилием. Вроде бы чего тут проще? Любить Бога, тогда смысл жизни появляется, всё складывается в совершенно жёстко логичную цепь событий, и видна цель, ради чего я здесь нахожусь. Надо было прожить больше сорока лет, чтобы прийти к элементарному выводу, который выражается буквально одним предложением.

А надо сказать, я ведь изрядно «поливал», пьянка-то была будь здоров, и с этой выпивкой я дошел до ручки. Но уже третий год не пью. Видимо, я дошел до того, что потерял всякую способность сопротивляться. И в итоге, когда я встал 1 января 99-го года утром после новогодней пьянки, было ужасно худо, похмельный синдром и прочее, но пить я больше не хотел - и всё. Я знал, что кодироваться нельзя - это смерть, что от людей помощи не дождаться. Здесь одна помощь: меня поднял Господь.

С.Скляров. В дюнах (Орегон). 1994

- С тех пор ни рюмки?

- А я не хочу. Это как грудному младенцу дай рюмку водки - он не будет, водка не вызовет у него никакого желания. И пиво - не хочу абсолютно. Мне это не надо.

- Как это сказалось на твоих фотографиях?

- Я начал потихоньку работать над альбомом «Изгнанники рая». Преосвященный Игнатий Брянчанинов написал «Слово о смерти», там много вещей, которые находят у меня внутренний контакт, и я снимал альбом примерно в этом ключе. Цитирую: «Полезно возбуждать в себе воспоминание о смерти посещением кладбища, посещением болящих, присутствием при кончине ближних и погребении, частым рассматриванием и обновлением в памяти различных современных смертей, слышанных и виденных нами... Уразумев краткость нашей земной жизни и суетность всех земных приобретений и преимуществ, уразумев ужасную будущность, ожидающую тех, кто пренебрегает Искупителем и искуплением, принесли себя всецело в жертву греху и тлению, - отвратим мысленные очи наши от пристального зрения на обманчивую и обворожительную красоту мира, удобно уловляющую слабое сердце человеческое и любовь к себе и в услужение себе; обратим их к страшному, но спасительному зрелищу - к ожидающей нас смерти. Оплачем себя благовременно; омоем, очистим слезами и исповеданием грехи наши, записанные в книгах Миродержца. Стяжем благодать Святаго Духа - эту печать, это знамение избрания и спасения: оно необходимо для свободного шествия по воздушному пространству и для получения входа в небесные врата и обители... Изгнанники рая! Не для увеселений, не для торжества, не для играний мы находимся на земле, но для того, чтобы верою, покаянием и крестом убить убившую нас смерть и возвратить себе утраченный рай».

С.Скляров. В доме скорби (Киров). 1974

- В твои 45 лет можно подвести предварительные итоги. Что удалось? Что не удалось?

- Пожалуй, мне удалось всё. Я могу назвать себя счастливым человеком. Моя выставка - постоянно на моем сайте в Интернете. За недолгое время ее посетило около 13 тысяч человек. Чего можно еще хотеть? Можно хотеть стать Картье-Брессоном, стать лучше Картье-Брессона, побеждать на престижных конкурсах, стать известным, как Хельмут Ньютон, пинком дверь открывать. Фотография - это инструмент познания мира, инструмент, который помогает делать самого себя. Ну, стану я уровнем еще выше, и что? Куда еще выше? Мне уже хватит.

Были люди, которые говорили: «Сережа, ты гений!» Что, мне поверить, что я гений? Кто говорил? Например, Александр Межиров, учитель Евгения Евтушенко. Это было в Нью-Йорке в 94-м. Сначала Межиров вообще не хотел со мной встречаться: мало ли людей по свету чёрт носит. Его пытались убедить встретиться, в конце концов он с трудом согласился. Мы к нему приехали на такси, он не хотел ничего смотреть, потом все-таки взялся смотреть мои фотографии и, когда посмотрел, сказал: «Сережа, а Вы знаете, Вы гений».

Потом мы бегали по Нью-Йорку, кого-то искали: ему очень хотелось как-то меня устроить, он считал, что с такими фотографиями человек просто обязан быть устроен в Нью-Йорке, и в итоге, когда пошел какой-то раздрай, не ладилось, мы сидели с ним в редакции журнала «Слово», на потертом диванчике в коридоре, и он говорит (у него была контузия, поэтому он заикается): «А Вы знаете, С-сережа, я вот тут п-подумал, у нас с-с Вами последний шанс в-выстрелить - это Бродский». То есть был момент, когда можно было плюнуть на билет в Москву, и я бы тогда увидел Бродского, незадолго до его смерти. Мне было достаточно сказать «да», и мы бы поехали к Бродскому в гости. Но не стал я... Может быть, потому, что у меня нет желания войти с фотографией в какие-то элитарные круги. Фотография для меня - добрый инструмент: она меня кормит, одевает, обувает - и всю мою семью. Это мое ремесло, любимое дело.

- Скоро в Вашингтоне открывается твоя персональная выставка. Как она возникла?

- Когда я в 94-м уезжал из Америки, я оставил там кучу своих фотографий. Думал: вдруг американская удача, американская мечта сбудется, вдруг выстрелит? И вот выстрелило. Моя знакомая Света звонит оттуда: кое-что она распродала в трудные времена, для поддержки штанов, а то, что осталось, ее теперешний бойфренд понёс вставить в рамку, и пока там возились, подмеряли, какой-то человек долго смотрел и вдруг спрашивает: «А что это за фотография? Откуда?» - «Из России, из города Кирова». - «А есть ли еще какие-то работы?» Напросился домой, пришел, увидел, ему сайт назвали, он посмотрел и там. И говорит: «Я хотел бы сделать выставку».

Самое интересное, что его зовут Абди, он эмигрант из Ирака в каком-то поколении. И что самое удивительное: ему особенно понравились фотографии с крестным ходом, жанровые российские фото. Я быстро съездил в Москву, купил прекрасную фотобумагу, на ней отпечатал, послал в Америку, потратил на это весь гонорар за свою публикацию в российском журнале «Foto & video» (300 долларов), всё бухнулось в карточки. Интересно, чем всё это кончится.

С.Скляров. Протезный завод (Киров). 1998

- Что такое фотохудожник в Вятке, Москве, Европе, США и Латинской Америке?

- Французы своих фотохудожников любят до того, что им памятники в натуральную величину ставят - фотографам уровнем гораздо ниже, чем Брессон. Фотографов там много, людей, уважающих фотографию, - тоже, вот и ставят в городах и деревеньках бюстики, чтобы туристы - люди с фотоаппаратом - знали, что здесь жил такой-то фотограф.

Наш вятский фотохудожник Лобовиков, если бы не немецкие братья, которые его вытащили из полного забвения, так бы и лежал здесь закопан: никто бы в жизни такого альбома не издал...

Американский вариант фотохудожника - это астрономические цифры гонораров: например, съемка свадебного портрета размером 50 на 70 см обходится в 5 тысяч долларов. И это называется фотохудожник - тот, кто делает fine arts (изящные искусства). Там узкая специализация: кто-то снимает свадьбы, кто-то - одежду для рекламы, кто-то - гастрономические изыски и пр. Как ни странно, все они - фотохудожники, хотя, по сути, это коммерция.

Кстати, в Штатах очень развито коллекционирование чужих черно-белых фотографий. Человек способен заплатить за фотографию 500-600 долларов. Фотографа это стимулирует: меня могут бурно хвалить, но когда человек молча отстёгивает тысячу долларов, это похвала иного уровня - тогда я ему начинаю верить.

В Латинской Америке любимое присловье: «Знаете, скоро все художники умрут с голоду». Доминиканская Республика, где я был, - страна небогатая, меценатов нет, культура в загоне, как у нас. Если у тебя есть спонсор, как, допустим, у нашего Подшивалова, - бах, купили тебе мастерскую на десять лет вперед - и рисуй себе на здоровье.

С.Скляров. Мечты о Майами (Доминиканская Республика). 1993

- Сотрудничаешь ли ты с вятской прессой?

- Нет. Знакомый фотограф рассказывал, какие у него гонорары в «Кировской правде», - 10 рублей. В советские времена я получал за снимок в «Кировской правде» 4 рубля с копейками - за эти деньги можно было взять килограммчик колбаски или пузырь водки. Но сейчас попробуй за гонорар купить бутылку водки!

- Нет желания уехать в Москву вслед за вятскими фотографами Пашей Смертиным, Лешей Мякишевым, Сережей Михеевым?

- Годы не те. Если уж ехать, я бы, наверно, поехал к дочери в Италию, на Сицилию. У меня кровная родня сейчас - итальянская: дочь, внучка, зять. Что мне в Москву-то ехать? Я всё равно там буду получать меньшие деньги и ноги стопчу до самой задницы - вернее, то, что от них осталось. Если поеду в Италию, я там работу себе найду, потому что когда я был в городе Траппани, на Сицилии, я посмотрел там студии, посмотрел, что местные фотографы снимают, - это детский сад, я это сделаю, закрыв глаза, сниму ногой, одной левой.

- Впечатляют ли тебя события в вятской культуре?

- Случилось огромное счастье - перед Новым годом у нас сломался телевизор. Сначала я пытался возродить его к жизни, но он не откликнулся на мои действия, и в конце концов мы в семье начали разговаривать. Я начал общаться с сыном. Оказалось, мы интересные собеседники. Выяснилось, что до этого мы общались междометиями: ящик трепался целый день, с утра до ночи, а мы: «Есть будешь?» - «Нет». Телевизор я заклеил фотопортретами своих детей, пусть стоит. Когда мы от него отвыкнем, может, я его и восстановлю, чтобы посмотреть кассету, снятую нами во время поездки на Сицилию.

В театры наши не хожу. Когда там появляюсь, мои старые театральные друзья сразу же предлагают поснимать, а мне это уже неинтересно, скучно. «Ломить» дорого - столько, сколько стоит сейчас, - я не могу, а делать даром - не вижу смысла.

- Твои любимые фотохудожники?

- Картье-Брессон поразил меня одним снимком. Абсолютно случайный кадр: человек стоял в нише между домами, имея узкий сектор обзора; он не мог видеть ни вправо, ни влево, и я так понял, что он услышал какой-то звук и щелкнул, когда шумящий предмет выскочил в зону фотообстрела. Это оказался велосипедист, который шпарил по снегу, по узкой улице. Было это в 32-м году.

Примерно этим я сейчас и занимаюсь. Этим жанром занимаются, по идее, дураки, потому что такое чудовищно трудно продать. При этом нужно выбрать из нашего времени квинтэссенцию, которая реально ложится на прошлое и будущее, - то, что свойственно человеку всегда. Это фотография, показывающая вневременные состояния человека.

Когда снимают землетрясение в Спитаке, войну в Чечне или другие страдания, в кадре имеется какая-то атрибутика. Но в жизни есть нечто такое, что бывает в спокойной обстановке, без экстремала. Брессоновское мгновение 32-го года таково, что оно могло быть в Кирове в начале нынешней зимы, - то есть теряется напрочь ощущение времени, время просто выброшено. Тогда начинаешь понимать, что царствие небесное лишено времени, потому и блаженство может быть бесконечным.

Омутнинск. 1997

- Кто, по-твоему, лучшие вятские фотохудожники?

- Лобовиков. В изданном альбоме Лобовикова есть его дневник - потрясающе интересная штука. Читаешь и понимаешь, насколько у этого человека была кристально чистая душа. И это фотограф-бытовик, сейчас таких не бывает в природе. А кто из современных? Здесь не осталось ни одного человека, связанного с художественной фотографией настолько, чтобы это было интересно.

- Что для тебя главное в фотографии?

- Без ремесла нет фотографии. Надо владеть композицией безукоризненно. Компьютерщикам сейчас просто: они что-то там щелкнули, а потом видят, что композиция - дрянь, быстро-быстро переставили местами - и вроде ничего. А я все-таки традиционалист: мне нравится аналоговая фотография. Терпеть не могу цифровиков, компьютерные обработки воспринимаю со скрипом. Мне нравится живая фотография, такая же натуральная, как рубашка из чистого льна или хлопка, как свитер из грубой шерсти. В фотографию должно быть включено ремесло, а без него содержательность не оправдана, она не доходит до зрителя. Мне-то всё ясно, я еще слышу голоса людей, которые на фотографии. Ситуация сложилась и тут же рассыпалась, как в калейдоскопе, - осталось фото, но на него зрители смотрят тупо. Я думал: ну, и дураки! А сейчас начал понимать: да не дураки, это я дурак, что не сумел фотографию «дотащить», чтобы у них это всё зазвучало.

- Что такое современная фотография?

- Современная фотография стала совершенно инфантильной. Она становится всё более и более вторичной. Fine arts, бытовая фотография, рекламная - всё это сидит в одном месте. Например, Валерий Гагаринов когда-то очень усердно строил картинки, затачивал до миллиметрика, а сейчас говорит: «Зачем мне это надо? Плевать!» Щелкнул, посмотрел: ни в одном снимке ничего нет, но из десяти снимков он всегда сделает картинку на своем компьютере.

Кстати, вот снимок из серии «Мечты о Майями» - была большая неожиданность, что собака вдруг выпрыгнула из воды. Этот снимок прошел в Интернете, и мне пишут отзыв: «Стоило ли давать упражнение для первоклассника?» Писавший был убежден, что всё это собрано на компьютере от начала до конца. А на самом деле снимок натурален. В фотографии сейчас настоящая шизофрения: по идее, можно действительно всё склеить на компьютере. И сейчас в натуральные, жизненные изображения можно привносить элементы шизухи. Если их привносить талантливо, то зрители начнут плавно сходить с ума. Это своего рода оружие.

С.Скляров. Святое (Великорецкий крестный ход). 1990

- Какой должна быть фотография в идеале?

- Это должна быть жизнеутверждающая фотография, не внушающая человеку безнадежное вселенское уныние, которое сейчас везде, во всём: мол, пришел конец, всё рушится, Россия обречена... Фотография должна нести в себе оптимизм: если я ее посмотрел, мне должно стать тепло, должно хотеться жить. Жизнь тяжела, безусловно, но после такого просмотра хотелось бы бороться дальше, чтобы у меня появилась сила и я бы подумал: всё не так уж плохо, можно жить, все мы будем счастливы.

- На столике у тебя в рамочке - лик Христа с туринской плащаницы. Это ведь тоже как фотография, идеальная фотография?

- В общем, да. Недавно с матушкой Софией, настоятельницей нашего женского монастыря, мы разговаривали о плащанице. Она сказала: «Мне кажется, что Христос к вам, фотографам, как-то особо благоволит, потому что он оставил в память о себе фотографию, не какой-то там рисунок, не какую-то чудесным образом возникшую икону, а именно фотографию». В книжке Александра Меня «Сын человеческий» я прочитал, что на плащанице обнаружили следы радиации. Эта энергия оставила отпечаток даже не на светочувствительном материале: видимо, излучение было очень мощным.

- Сегодня фотографию могут делать все, кому не лень, у кого есть «мыльница». От этого фотоискусство девальвируется?

- Нет. Авторучек у всех завались, и каждый может что-то написать, но это не значит, что Пушкин девальвировался. Раньше у меня была ревность: кто-то фотографирует лучше меня, кто-то успел быстрее меня, а сейчас я думаю: слава Богу, в нужном месте оказался человек с фотоаппаратом, увидел нечто исключительное, выхватил из кармана свою паршивую «мыльницу», но людям хоть что-то на память осталось. Фотохудожник Александр Лапин, учитель Паши Смертина, говорил: «Если бы любители, которые активно снимают, приносили бы мне контактные отпечатки своих плёнок, - у каждого, клянусь, я сделал бы выставку». И я ему верю: просто у любителя нет системы отбора, он не может верно оценить то, что снял. Ему понравится дурацкая кошечка, а рядом - совершенно гениальный снимок так и останется лишь на пленке.

- Что значат для фотохудожника цифровая камера и Интернет?

- В прошлом году мы с компьютерщиком Сашей Семаковым участвовали в фотомарафоне, который проводили датчане. Всего было 14 участников, датчане нас заранее отобрали. В определенное время мы включаемся в Интернет, и за 24 часа должны послать 24 снимка. Устроители называют четыре темы, и у тебя есть время, чтобы взять камеру, что-то сфотографировать и сканировать. Четыре часа прошло, не успел - вылетаешь из конкурса. Но у меня чудовищно богатый архив - нет темы, которую я как-то не захватил. Мы сделали великолепную подборку, и я говорю: «Саня, мы выиграли». А первое место - 500 долларов.

Через несколько дней объявили результаты. Учредители написали: извините, первое место занимает... ну, в общем, какой-то сопляк. И зрители, наблюдавшие этот марафон, спрашивают: почему не Скляров? Учредители ответили: «Слишком профессиональные работы». А раньше я терялся в догадках: почему я в интернетовских конкурсах не могу победить, хоть и делаю лучшие карточки? Оказалось, всё просто: устроителям выгоднее, чтобы у них на сайте паслось три-четыре-пять-шесть тысяч фотографов очень среднего и низкого уровня, фотографирующих цветочки, кошечек, детишек, пейзажики слюнявые. Устроителям важно, чтобы фотографы рвались в бой - среди них этот приз просто разыгрывается, как лотерея. Ну, дадут первое место мне, а другие посмотрят и решат, что им в жизни так не снять, и с этого сайта три тысячи человек возьмут и уйдут на другой. Чисто коммерческий вариант. Люди смотрят - дурацкий снимок получил первое место, значит, так и надо снимать: «О, я куплю фотоаппарат и завтра-послезавтра получу первый приз!»

А с другой стороны, через Интернет я попал в Американскую ассоциацию фотографов-профессионалов, через Интернет мои работы посмотрели и предложили мне вступить в Британский союз фотохудожников Ее королевского величества.

Один фотограф совершенно верно сказал, обращаясь к коллегам: Matrix has you (Матрица имеет вас). И действительно: допустим, газете или журналу невыгодно проявлять по 15-20 пленок с носа за день, потом сканировать, им выгоднее дать всем фоторепортерам цифровики Canon D-30, высасывать из них память и снова посылать на съемки с чистой памятью. Прогноз таков: в 2005 году профессиональная репортажная съемка будет только на цифрах, а с 2010 года на цифры перейдет вся любительская съемка. С пленкой останутся только мастодонты типа меня.

- Почему ты не бросишь снимать на пленку?

- Суперпрофессиональная цифровая аппаратура может запомнить 5 миллионов пикселов (точек) на дюйм, но стоит больше 10 тысяч долларов, а в 10-центовом кадрике узкой пленки содержится 18 миллионов пикселов на дюйм. Изображение на пленке качественнее и во много раз дешевле. К тому же, когда в моей лаборатории я ставлю ванночки, наливаю раствор, врубаю красный фонарь, радиоприемник и печатаю карточки, я забываю обо всём. Это некий процесс, священнодействие, что тоже очень важно. Конечно, можно делать снимки и на компьютере, но там куда-то улетучилась поэзия. Тончайшие нюансы свойственны только ручной, штучной работе.

С.Скляров. Исповедь (Великорецкий крестный ход). 1991

- Я слышал о предсказании, данном тебе много лет назад. Всё ли из него сбылось?

- Когда мы поженились с Надей, мне было лет 19. У меня была практика на Филейке. И вот после пробуждения, во время утренней полудремоты или, как говорят специалисты, «тонкого сна» я вижу: космический мрак, пустота, и я вишу в середине этой бесконечной сферы, и голос спрашивает, и до меня доходит, как выстрел, что я разговариваю с Богом. Я думаю: что спросить? «Долго ли я буду жить?» Ответ был такой: «Сначала ты объедешь весь мир. Потом...»

Прикинь: я работал на оборонном заводе, то есть был невыездной, впридачу Киров - закрытый город. Я не думал тогда ни о каком отъезде, боялся всякой эмиграции, не мечтал ни о каких путешествиях: я - домашнее существо. Самое интересное: через десяток лет я поехал в Польшу, и далее - везде. На мне наши овировцы учили, как оформляются выездные визы по частному приглашению. Потом в Польшу ломанули все - вслед за мной (год 88-89-й). После Польши я не мог остановиться: Дания, Монголия, Германия, Канары, Куба, Гаити. США я объехал по периметру, потом в Хабаровск и в Киров. Получилось, что земной шар я не замкнул всего километров на 800, то есть если бы я из Сиэтла уехал в Нью-Йорк, круг бы замкнулся. Поперёк Штатов я не проехал, я их проехал только по двум побережьям - Восточному и Западному.

- До исполнения предсказания тебе осталось проехать еще 800 км? Или посетить Австралию?

- Ну, я не знаю. Может, мне лучше сидеть в Кирове? Лет так 150-200?

Записал Михаил КОКОВИХИН

Следующая статья: Елена БЕЛЯЕВА. Поиски координат накануне Рождества (рецензия на премьеру «Над пропастью во ржи» в Театре на Спасской)