Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

Кого растлил Сервантес, перекует Лиханов

«Высшая мера» в облдрамтеатре

Мать учит сына жить по заветам Лиханова, Степанцева и примкнувших к ним Толстого и Гоголя

Уверена, что инсценировку повести давно живущего в столице нашего земляка, председателя Российского Детского фонда, лауреата Госпремии имени Крупской, премий имени Корчака, Горького и Полевого, членкорра Российской Академии образования и пр. и пр., Альберта Лиханова в Москве не поставили бы ни при каких резонах. И не только потому, что инсценировка «Высшей меры» (А.Жиров) сделана плохо - это так. Но и потому, что нет, на мой взгляд, сегодня никаких разумных оснований для того, чтобы вытащить вдруг на современную сцену этот лихановский образец второсортной советской литературы. Разве что приспособить «Высшую меру» для театральной пародии на минувшую эпоху.

Сюжет: Софья Сергеевна (нар. арт. России Т.Ветко) - сотрудница советского провинциального педвуза - не может противостоять женитьбе приемного сына (А.Панасицкий) на студентке инфака (Т.Савиных), которая изучает творчество иностранца Сервантеса и откровенно использует свою привлекательность для того, чтобы сделать карьеру в столице. Нехорошие предчувствия Софьи Сергеевны сбываются: сначала сын переезжает в Москву, затем уходит от жены, а заканчивается история тем, что внук (С.Баранов), оставшийся без родительского присмотра, разбивается на мотоцикле.

Повесть «Высшая мера» явно родилась после постановления ЦК КПСС, которое определило главную задачу искусства 70-80-х: необходимость углубления связей с современностью. И писатель Лиханов, в духе времени, активно вторгается в частную жизнь своего современника, решает проблему соотношений интимного и общественного, ищет пересечения социального ритуала и сферы частной жизни советского человека. В советской психологической драме конфликт всегда закручивался на уровне идеологии.

Отстаивая право совка на частную жизнь, автор «Высшей меры» всё же мыслит в рамках социалистического мифа: с обязательной жертвой, приносимой человеком на благо общества (в годы войны Софья Сергеевна для сохранения семьи как социалистической ячейки заменила племянникам мать и посвятила им всю свою жизнь). Упоминания о Великой Отечественной были использованы автором для объяснения источников нравственной стойкости главной героини. Её судьба описана Лихановым как житие святой.

А вот жертвой послевоенного поколения, озабоченного собственным благополучием и позабывшего советские ценности, могут стать его дети (у Лиханова гибель подростка - это расплата за грехи отцов, за их эгоизм и неправильные социальные ориентиры). Отрицательные герои приговорены автором к высшей мере - по нравственному суду, который является высшим судом. Все плачут.

Понятно, что за «Высшую меру» сегодня мог взяться только Евгений Степанцев. Роман с застоем - это нормальный сюжет для провинциальной сцены. Дежа-вю. Естественно, Степанцев не стал делать из повести Лиханова пародию на минувшую социалистическую эпоху. В 2000-м главреж облдрамтеатра, не задумываясь, поставил спектакль всё о том же: о буржуазной бездуховности и о растлевающем влиянии Запада на чистого советского человека. Получилась своеобразная «машина времени», «зеркало для героя» застойных лет.

Спектакль оказался простой реконструкцией советского официального мифа. И в этом смысле постановка Степанцева симптоматична и показательна. Она вызывает приступ безотчетной тоски у современного зрителя. Как ни крути, но 70-е годы здесь все-таки выглядят как эпоха безвременья и пропавших жизней. И тем самым Степанцев, сам того не подозревая, работает на диссидентский миф о том еще времени.

Похоже, что сегодня и адепты, и оппоненты эпохи развитого социализма одинаково раздражены и музыкой диско, и абсурдно-вычурной модой на блестящий полиэстер - символ дискотечной мишуры (хореограф С.Унегова-Кулдышева). За внешним благополучием советского мифа уже в 70-е обнаруживалась истеричность. Задумывался об этом Степанцев или нет, но скорый поезд, символизирующий в его постановке движение во времени (художник Е.Пестова), мчится всё в той же, что и четверть века назад, беспросветной тьме. Пустота и безысходность - вот атмосфера спектакля в целом.

Провинциальная сцена редко бывает чуткой к веяниям времени. Здесь -как и положено для кича - обязателен набор непреложных истин, то бишь штампов типа: Запад и Москва - это зло, а провинция - резервация нравственности; деньги, которых у нас нет, - губительная сила, а «слезинка ребенка» - наиболее весомый аргумент в пользу простых советских ценностей. Писатель Лиханов всегда слыл резонером: говорил о нравственности на уровне деклараций. Именно это замечательное качество его литературы оказалось сегодня пригодным для масскульта. Эстетика сериала - та же эстетика плаката, слезливая мелодрама с назиданием.

Кроха сын к отцу пришел и спросила кроха: «Что такое хорошо и что такое плохо?» И писатель Лиханов, недавно со столичным размахом отметивший свой юбилей в Армянском переулке в теплой компании широких кругов кировской официальной культуры, без тени смущения объясняет простому вятчанину: квартира в столице - это зло, не надо ехать в Москву, поскольку бедная, но честная жизнь в провинции -лучше. И зал внимает. Ибо вечные ценности, декларируемые спектаклем в доступных для народа формах, удачно прикрывают цинизм, свойственный авторам многих масскультовых произведений.

Елена БЕЛЯЕВА

Следующая статья: Дмитрий ЯМШИНИН. Увяли розы, умчались грёзы, и мать-старушка слёзы горькие льёт (В.Ситников. «Бабье лето в декабре»)