Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

Сцена из спектакля «Касатка»

Всё как у людей

Эстетика Кировского облдрамтеатра им. С.М.Кирова

Главреж Евг.Степанцев с приобретенной театром «Золотой пальмой»

Каждый день Кировский облдрамтеатр полон, и народ платит свои деньги за билет не по принуждению, а из желания приобщиться. К чему? В массовом сознании престиж театра определяется не только и не столько эстетическими признаками. Когда говорят: у нас в городе хороший театр, - подразумевают, во-первых, импозантное театральное здание, типа дворца с шикарными интерьерами и богатым буфетом, где собирается приличная публика и куда даму не стыдно выгулять. Во-вторых, не зря же писали, что драмтеатру дали «пальму», вроде бы из чистого золота: вон как блестит! И только в-третьих задумываются о том, понравится ли выведенной в вятский свет даме просмотренный ею спектакль.

Как правило даме спектакль Кировского облдрамтеатра нравится. Потому, что не шокирует и не вызывает смущения. Здесь ничто не выламывается за пределы общепринятого (см. латиноамериканские телесериалы), а постановщик ежесекундно помнит: главное - знать меру и не открывать публике «новые берега» в искусстве. Ибо культпоход в театр - это прежде всего выход в свет, а он должен быть приятным во всех отношениях и, главное, не нагруженным избыточной художественной информацией. Если же публику и заставляют что-то разгадывать, «переводить», то уж по совсем нехитрым правилам. А это игра приятная, как в детективе, имитирующая некоторое самостоятельное движение зрительских мысли и чувства с заранее предрешенным успехом.

Например, главреж театра Евгений Степанцев предложил прочитать буддистскую драму Стриндберга «Соната призраков» - по правилам триллера, т.е. уместить ее в узкие рамки стереотипного восприятия. Правда, шведский классик в силу своей оригинальности явно не сдавался вятскому постановщику. А для театра, работающего по правилам кича, всякое уникальное явление составляет тяжелый случай. И все же режиссер победил драматурга: имя классика сработало как знак чего-то исключительно высокодуховного. Зритель явно томился во время действия, но не чувствовал себя оскорбленным, поскольку как бы приобщался к «элитарному».

В ХХ веке классическая культура неизбежно превращается в набор знаков, которые усваиваются массой через клише. Например, сегодня «Стриндберг» или тем паче «Пушкин» для большинства означает некое явление, вполне мертвое, и в этом смысле Пушкин массового сознания есть факт кича: это некий кудрявый потомок арапа-негра, как все поэты беспрестанно соблазнявший светских львиц и крепостных крестьянок, сочинивший «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог» и женившийся на красотке Гончаровой, из-за которой стрелялся на дуэли и был убит. Таким образом, богатый смыслами символ традиционной российской культуры съеживается до одномерного и плоского знака.

Наполеон в спектакле Степанцева «Корсиканка» (по пьесе И.Губача «Наполеон и Жозефина») также превращен в знак. Конфликт между ожидаемой сложностью характера и предлагаемой простотой комедийной маски - известный механизм смехового эффекта. Но кичевый юмор этого спектакля абсолютно всерьез отвергает все высокое, противопоставляя интеллекту и профессионализму императора народную смекалку. Кухарка «утирает нос» герою всемирной истории. В «Корсиканке» с пафосом декларируются такие популярные идеи, как «Да здравствует полная победа здравого смысла над всякой идеологией!» и «Каждая кухарка может управлять государством не хуже Бонапарта!» Постановщик низвел большую историю до фарса, а затем убедил нас в том, что Наполеон, поверженный и униженный во время ссылки на остров Св.Елены, совсем как мы, простейшие.

Подобное кичевое клише, по сути, отражает глубоко запавшую в коллективное бессознательное мысль о том, что все люди одинаковы: главное - быть как все, чтоб всё было как у людей. Режиссер угадал и умело сработал на этом стереотипе зрительского восприятия. Если художественный канон - это всегда конвенция (игра по правилам, которые художник устанавливает по законам эстетики), то кичевое клише - это прежде всего «перцепция», со всеми ее стереотипами и законами массового восприятия. В киче все образы клишированы.

Так, в драмтеатре из чеховского Иванова («Иванов» в постановке Е.Степанцева) создан стереотипный образ русского интеллигента, удел которого - пожизненная глубокая задумчивость. Причина недуга в спектакле никак не обозначена. Оно и понятно: кич не нуждается в сложных мотивировках и не предполагает развитие образа. И у Степанцева Иванов лишь означает «воспаленную совесть» нации. Но у кича - свои законы восприятия. Забавно, что эта самая «совесть нации» неожиданно для постановщика прочитывается зрителем как мелодраматический злодей, по вине которого страдают женщины и дети. И публика, рыдая над несчастной судьбой героини, готова вслед за чеховским современником Сувориным восклицать: «Надо жить проще, как все!» Режиссер хотел поставить про русского интеллигента, а получился, как всегда, водевиль. Основное открытие Чехова - рефлектирующая личность - упрощено до стертого знака, превращено в фикцию, отменено за ненадобностью.

Эталоном кича в драмтеатре, безусловно, является «Касатка» (по пьесе А.Толстого в постановке Е.Степанцева), имевшая заслуженный зрительский успех. Известно, что для языка кича характерны цветочные образы, а также дубы-пальмы, пруды с лебедями, беседки, ленты, завитушки, птички, бабочки... В сценографии В.Машковича активно использованы бордовые занавески, бежевые амурчики, бело-голубая мебель на фоне сине-зелено-фиолетового задника с кустиками, облака, плывущие над нарисованным куполом храма, свечки во всю длину рампы. Сцена завалена искусственными ромашками-лютиками и миллионом алых роз. И все это - не столько для того, чтобы передать атмосферу места и времени действия, сколько для удовлетворения разнообразных вкусов нынешних зрителей.

Известно, что в киче художество ценится по законам жизни, но не реальной, а идеальной, мечтаемой. Кичевое клише - это определенная система знаков, репрезентирующая идеальное содержание. Неслучайно тема любви и брака решена в комедии «Касатка» в приподнято-возвышенном нормативном ключе. Здесь несколько свадеб, случившихся под занавес, обозначают гармонию, и публика реагирует на этот знак с умилением, как на коврик с голубями-лебедями - символ одной из вечных ценностей. Авангард, как и кич, активно работает с подобными знаками. Но если авангард выворачивает их наизнанку и таким образом происходит снижение возникших на месте классики клише, то кич, пусть в знаковой форме, все же способен сохранять стереотипы этих «вечных ценностей». В таком случае театр выполняет не столько эстетические функции, сколько компенсаторные. Здесь массовый зритель получает всё, чего ему недостает в реальности.

Кич близок фольклору, но не является народным искусством. Кичевый театр ориентирован на внеличностные функции, и потому коллективное бессознательное играет в нем определяющую роль. Как известно, каждый город имеет такой театр, какой заслуживает. По сути, в нашем случае, театр совсем не нуждается в авторе-личности, с уникальным авторским видением мира. Впрочем, и повсеместно в России занимает свое прочное место модель дорежиссерского театра прошлого века. Вернулось славное время, когда публику требуется не воспитывать, а всячески удовлетворять. Режиссер умер, да здравствует творчество масс!

Елена БЕЛЯЕВА