Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

М.Селезнева. Плоды граната

Керамика и ее «Иное»

О творчестве московско-вятской художницы Марины Селезнёвой

Керамика тут исподволь представляет саму себя - свою привычную камерность, свою привязанность к функции, то есть к практической пользе так называемого «прикладного искусства». Она преодолевает и свое привычное предназначение декоративного - обслуживающего быт и досуг предмета («безделушки») и даже свою участь оставаться станковым «искусством малых форм», замкнутым в узких камерных, чисто формально-эстетских задачах. Хотя, быть может, при этом керамика возвращается и к своим полузабытым древнейшим корням, ведь и сам гончарный круг сродни кругу Вечности и круговороту космических циклов и первозданных стихий.

Марина Селезнёва одушевляет свои неодушевленные объекты в вятской М-Галерее. 1996 СЕЛЕЗНЁВА Марина Борисовна род. 10.09.1955 в Котельниче Кир. обл. Худфак Московского технол. института (1992). Член СХ с 1996. Работы - в частных коллекциях России и за рубежом, в музее декор.-прикладного иск-ва (Москва). Живёт в Москве.

М.Селезнева. Синий лист. Голова (Предок). Рыба

Керамика у Селезневой стала сферой экспериментальных разработок - территория керамики видится лабораторией парадоксального синтеза: здесь камерно проигрывается, моделируется своеобразный синтез искусств, их обратимость, их метаморфозы, их переклички и взаимоотражения. Керамика сближается с языком скульптуры. Это происходит, когда, например, она исторгает из себя плоть и образ некоего достоверно-фантастичного существа, обращаясь к магии странных, «оживающих» объёмных изображений. Их группы подчас выстраиваются в неслучайную совокупность символических фигур цикла - в семью образов, когда условные керамо-формы дают отчётливо узнать в себе фигуры живых персонажей - реже людей, чаще неких «духов» или демонов, рыб, зверей, насекомых и чудовищ, всякого рода волшебную тварь Земли и Подземелья, обретающих в этой условной оскульптуренности свою астральную загадочность.

Такие исторжения из вещества существ-фигур-персонажей напоминают о древних и шаманских представлениях, в которых неодушевленные предметы содержат внутри себя невидимых духов. Последние могут быть разбужены и обрести зримый образ, а тот в свою очередь может быть уловлен и загнан в вещество волей мастера путем сакрального ремесла и тем самым «укрощен».

М.Селезнева. Рыба

Но не только в скульптуру и ее образы готова обращаться здесь материя керамики. Она уподобляется тут и живописи, живописно «озвучиваясь» шумом фактур, насыщаясь соками нюансированных, но насыщенных красок, токами их соцветий. Эти красочные переливы, словно кровь, оживляют поверхность глины и животворную плоть условно изображенных «персонажей». Мазок живописца угадывается в технике ваяния и лепки, в тактильном обживании рельефной поверхности, в кладке материала, преображаемого через витальную энергию исполнительского чувственного процесса.

Столь же проявляется тут и родство с графикой (в расширенном ее понимании), признаки которой отчетливо проступают через всяческие графизмы, прориси, прорези, росчерки, начертания, через имеющую в себе нечто «гравюрное» сетчатку штрихов, тревожащих поверхность, испещряя ее наподобие листа пергамента или других, еще более древних носителей текста (вроде табличек клинописи). Здесь угадываются небуквально припоминаемые письмена архаики: всплывают начертательные намеки на иероглифы Востока и первобытные идеограммы - на следы добуквенного древнейшего архе-письма, порою узнаются и замысловатые каллиграммы буквенного хитросплетения - следы слов, орнаментально вросшие в абстрактно-предметные тела керамических изделий.

Неслучайно один из циклов именуется «Пласты», обыгрывая двойную семантику этого понятия: с одной стороны, пласты - специфический технический термин ремесла керамиста; с другой - тут плоскостно овеществились пласты-слои культурной памяти (и многослойного Бессознательного). Сама фактура и текстура поверхности воспринимается как смысло-насыщенный текст. Возникает подобие пиктографического письма, порою подтверждённого проступанием по-современному трактованных древних знаков, порою полускрытого, но угадывающегося в археологизированной ауре этих керамических табличек и таблеток: тут форма становится Вещью, Вещь - Знаком, Знак - фигурой, скульптурой, образом, образ - символом - подступом к Невыразимому.

Форма (наделённая абстрактно-пластической «формальной» красотой) становится предметом-вещью, зачастую не лишённым практического или декоративно-прикладного предназначения. А вещь, обретая стилизованную условность, вновь удаляясь от своей предметной роли, становится знаком. Но и символичность знака охотно оживляется, воплощаясь в фантастическое существо или иной персонаж. Знак легко обратим в изображение, в образ, в фигуру, в скульптуру, наподобие скульптур древнейших, сочетающих абстрактность символа с достоверностью образного «вымысла».

Образ «Ничто» становится стражем Тайны, хранителем Невыразимого, указует по ту сторону самого себя, в сторону влекущей Неизвестности. Поверхность и форма в их материальной, фактурной вещественности, само вещество-материал обнаруживают и свою метафизичность, становясь пластическими шифрами послания Неизъяснимого. Любая же самая абстрактная идея тяготеет к тому, чтобы конкретно, телесно воплощаясь, стать чувственно доступной, быть может, стать вещью обихода или украшением.

М.Селезнева. Предок

Знак предстаёт объёмной фигурой (или же малой рельефной формой). Сохраняя свою абстрактную условность иероглифа-идеограммы, он обретает осязаемую реальность, а порою и трёхмерную телесность, овеществляясь, делаясь доступным осязанию.

Так, неслучайно на чёрном фоне, как на небесах ночи, возникает целое созвездие таких малых, но космичных знако-форм, знако-тел. Это часто древние солярные или астральные знаки, чаще - современные авторские их трансформации и вариации, не порывающие с чарами первичных Архетипов. Так и должно происходить: ведь Архетип и живёт лишь перевоплощаясь и переиначиваясь каждый раз заново, всегда по-разному мерцая на грани узнаваемо-неузнаваемости.

Здесь керамическая мелочь фигурирует наподобие своего рода Письма (как Архе-письма рукотворных идеограмм). В данном случае это нефигуративные фигуры - не изобразительные, а ассоциативно-выразительные знако-формы: их конфигурация, их «семейство», их «строки», их своего рода процессии, их подвешенные ряды-трофеи архео-памяти, метки на пути искателя Новизны - художника-новатора.

На новом витке происходит воссоединение связи времён - возвращение Архетипов Архаики уже за порогом «современности» в ситуации постсовременного искусства в Новом Веке.

Сергей КУСКОВ, искусствовед (Москва)

Следующая статья: О, горе мне! Тоска! Тоска навеки! Очередное открытие в Вятке памятника Александру Грину