Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

Н.Голиков и О.Чарушин отпрезентовались

Репортаж с русской рулетки

Н.Голиков «Взаперти» лирика и клиника (самиздат, 16 стр.)

Н.Голиков вышел из «взаперти» на презентацию своей книги в Культурный фонд «Эрмитаж» (06.2000)

Взаперти автор жил, как помечено в конце сборника, с марта 1999-го по март 2000-й в М-Галерее (будучи там с давних пор директором по пиару - общественным связям). Эпилог таков:

Я давно вдалеке от рассказанных мест.

Глупо кончился мой самовольный арест:

группа трупоголовых детин

цвета хаки, похерив нехитрый засов,

увезла, что нашла - от трухлявых трусов

и до хрестоматийных картин.

Перед нами - дневник поэта, запершегося в вятской галерее и целый год сопротивлявшегося ее передаче в руки тех, кто назвали себя «хозяевами». Предшественники «Взаперти» - «Баллада Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда, «Репортаж с петлей на шее» Юлиуса Фучика, «Житие» протопопа Аввакума, «Моабитская тетрадь» Мусы Джалиля, «Дневник Анны Франк» Анны Франк.

Цикл Николая Голикова пронизан, как поэма Венички Ерофеева, темой беспробуднейшего пьянства. Вот главный тезис:

Я - пьяница. Вас - сотни тысяч,

нас - тьмы и тьмы, и нашу рать

нельзя ни вылечить, ни высечь,

ни - как Ее - умом понять.

Тютчевской реминисценцией («умом Россию не понять») автор сближает таких, как он, со всей пьющей Россией, а блоковская цитата («нас - тьмы и тьмы») ставит судьбу пьяницы Николая Голикова в одну строку с судьбой Александра Блока, который, как известно, злоупотребял алкоголем и кокаином.

По мнению автора, Россия и личность разрушаются одновременно:

Воюем на три фронта,

а кушать нет и фунта.

Прославленная фронда

теперь - родная хунта.

Дома летят, как птицы,

но не на юг, а наземь.

И впору б, чем родиться,

самоубиться сразу.

Способ самоубийства - то самое пьянство - то ли следствие, то ли причина всеобщего бардака: «И жить пора, да нет охоты / с такою харей в ихний ряд». Эта харя весьма колоритна:

У меня по вертикали очевидна только шея.

По горизонтали чаще тело, реже вялый гульфик.

Я лежу в моем похмелье, если это вообще я.

Я пишу себе в бумагу, я мочу себе в подгузник.

Сорок лет, как прикуп в морду выбрось, - ничего не стоят.

И никто, никто, никто, никто уже не стукнет, кто я.

Физиологизмы 40-летнего Голикова достойны стихотворных откровенностей 70-летнего Микеланджело («Ужасен мой лик, бороденка - как щетка. / Зубарики пляшут, как клавиатура. / К тому же я глохну. А в глотке щекотно! / Паук заселил мое левое ухо, / а в правом сверчок верещит, как трещотка. / Мой голос жужжит, как под склянкою муха» - «Фрагмент автопортрета» 1546 года в переводе А.Вознесенского).

Век вывихнул сустав, и русский Гамлет ищет не ядовитую шпагу, а смертельную дозу. Узнав о «быстрой кондрашке» старушки, он в порыве протеста готов ликвидировать всех наших Клавдиев, Полониев и Розенкранцев-Гильденстернов:

Чудны, Господь, твои дела.

Зачем одну? Зачем не сразу

всю нашу русскую заразу?

И баба Таня померла.

В книге есть и лирика, написанная в подполье. Но больше запоминается жест отчаянного сопротивления, неприятия сложившегося миропорядка, подобный последним жестам Гоголя, Блока, Цветаевой. Голиков с иронией пишет, в том числе о себе:

Вот такие вот поэты станут больше, чем поэты.

Лучше граждане бы это - и бандиты, и солдаты.

Лучше это бы кроссворды, а не оды и сонеты,

и никто б нигде не гадил, коли будучи поддатым.

Мужики б терзали карты - вот была бы им потеха!

А в клозете - полгазеты, улица, фонарь, аптека.

По сути, поэт диагностирует конец поэзии, гибель художеств, расцвет развлекаловки и заказухи. Последние строки сборника: «Я давно вдалеке. Я не гол и не зол, / лишь при слове "искусство" ищу валидол, / а при слове "культура" - обрез». В доказательство на презентации книги 22 июня Голиков совершил, по его выражению, «акт художественного вандализма» - разорвал два непроданных на аукционе экземпляра из тиража в 5 штук. Теперь «Взаперти» - раритет.

В попытке реанимировать слово крупные поэты давно перешли на несловесные средства - душераздирающие и скандальные поступки, визуализацию стихов, шоу-акции. Понятие лирического героя похерено, как умершее. Поэт - и есть герой. Уж так сложилось, что наклонность Голикова к андеграунду и алкоголю совпала с трудной судьбой М-Галереи - и сначала родился вынужденный поступок (уход в подполье), а из поступка - книга.

При разговоре об экзистенциальном жесте не хочется рассуждать о формальном мастерстве Голикова, о его игре со словом, о постмодернизме: см. вышеприведенные цитаты. Как доказал Николай, талант не пропьешь, не задушишь, не убьешь. Хотя, конечно, риск есть, как в русской рулетке. Минздрав предупреждает.

Михаил КОКО