Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

«Единство» стало партией, а Сергей Шойгу - президентом Национальной федерации каратэ. Фото П.Смертина

Павел Смертин:
Услышать самый тихий на свете звук

Интервью с вятским фотографом, живущим в Москве

Портрет Маши Разнер. Фото П.Смертина

Художник Андрей Дроздов лепит Путина для программы НТВ «Куклы» (сент. 1999). Фото П.Смертина

Александр Починок вжился в образ Фредди Крюгера. Фото П.Смертина

- Просвети, Паша, как ты обустроился в Москве?

- Два с небольшим года работаю в фотослужбе издательского дома «Коммерсантъ», фотокорреспондентом. Приходится снимать всё на свете: политические события - для «Коммерсантъ-daily», для журналов «Власть» и «Деньги», а для газетёнки «Клиент» - начиная от розеток и кончая дамским бельем. Где живу? Есть такой российский фотограф Володя Сёмин, уже год он живет в Нью-Йорке, сотрудничает с «Нью-Йорк Таймс». А я за первый год московских мытарств сменил восемь квартир, пережил дефолт, и тут Сёмин предложил мне пожить у него - в огромной трехкомнатной квартире в центре Москвы. Супер! И вот живу, чего-то плачу...

- Политиков приходится снимать от Жириновского до Путина?

- У нас они называются не «политик», а «ньюсмейкер» - человек, делающий новости. Новости может делать ненормальный художник, ненормальный политик или какая-то ситуация типа взрыва на Пушкинской площади. А в Москве недостатка в этом нет: постоянно взрывают, убивают, полно ненормальных. С новостями там проблем нет - проблема в другом: трудно найти обычного человека...

Тут много парадоксальных вещей: коммуняки, например, Зюганов, Анпилов, в общении приятнее, чем... Я снимал диалог Новодворской с Анпиловым на радио «Эхо Москвы». Новодворская, мне кажется, - еще более ненормальная, чем Анпилов. Ну, она - баба проницательная: накануне пришествия Путина многие ее высказывания про него казались мне экстремальными, чересчур радикальными, а сейчас я чувствую, что во многом она права. Действия Путина смешивают с позицией Солженицына, а у Солженицына, собственно, школа-то лагерная...

- Как ньюсмейкеры относятся к фотокорреспондентам?

- Как себя ведешь, так и получаешь. Я до сих пор не уверен, что я фотокорреспондент: у меня еще сохранилась иллюзия, что я только притворяюсь фотокорреспондентом и мне верят. Но иногда что-то начинает пролезать такое, чего я скрыть не могу, то есть участвую в каком-то разговоре и параллельно фотографирую. Недавно, за день до отъезда на 10-летие «Вятского края», я был на преставлении новой интернет-газеты СТРАНА.RU. Поснимал там Глеба Павловского (ныне модный такой мерзавец, профессия «политтехнолог»), Марину Литвинович (она главный редактор СТРАНЫ.RU, безумно красивая девушка), а потом, когда пресс-конференция плавно переместилась в пьянку, вдруг неожиданно, без шума появился Волошин.

И Жирик кругами ходит, чувствует, что он там далеко не главный, ему явно внимания не хватало, поэтому он сам стал искать контакты. Он сказал мне, что начал курить и писать детские сказки. Кстати, курит он плохие, какие-то голландские поддельные сигарки. А я ему и говорю: «Владимир Вольфыч, давайте, это самое, чё-нибудь организуем», - то есть подговаривал подойти к Волошину, на что Жирик сказал, что Волошин почувствует, что это специально организовано, и не соглашался.

А спустя некоторое время Жирик сам подошел ко мне и говорит: «Давайте, это самое, я готов, готов!» И он подошел к Волошину, завел светский разговор, разыграл сцену. Понятно, у сцены были автор, соавтор, режиссер и статисты. Статистом был Волошин: уйти он не мог. Мне было важно, чтобы лидер ЛДПР и главный «серый кардинал» страны были вдвоем в кадре. На самом деле это стоит недорого, это такие быстрые шахматы. Мы все в это играем. Жирик ловит свой кайф, я ловлю свой.

- Какова судьба этого снимка?

- Да нет никакого снимка, нет у него никакой судьбы. У нас там другая схема: я снимаю 15-20 пленок, и они идут в архив и потом как-нибудь при случае используются. Это уже собственность «Коммерсанта». «Коммерсантъ» - это профессиональная структура. В Вятке же профессиональных изданий нет. То, что мне удавалось делать в «Вятском крае», - это просто на уровне фантастики. Я мог прийти к ответственному секретарю и сказать: «Елена Овидиевна, давайте поставим вот эту фотографию на первую полосу». Она говорила: «Ой, какая хорошая фотография!» И мы ее ставили, и я был счастлив.

Но вообще в мире такого не бывает. Там, если это газета, она же преследует какую-то цель. В Вятке многое - на уровне хороших отношений, а допустим, в Москве такую роскошь никто себе не позволит. В Вятке, конечно, смешение жанров очень сильное, и поэтому тут каждый может найти себе нишу. А там человека сразу ломают через колено, и все его заморочки никому не нужны. Или ты принимаешь условия той игры и пытаешься создать себе иллюзию, что ньюсмейкеры, вся эта культура, некультура - всё это спектакль, и ты снимаешь этот бесконечный спектакль. Или выходишь из игры. А пытаться разобраться в их резонах, в их совести? Там такие интересы завязаны, что кто угодно ногу сломает.

- Каков основной мотив твоего отъезда из Вятки?

- Здесь мне больше нечего стало делать. С приходом Сергеенкова в губернаторы атмосфера в здешней прессе сложилась известно каким образом. До того в «Вятском крае» у меня были почти идеальные условия для реализации. А потом мне предложили другие условия в «Коммерсанте»... Говорят, театр живет 15 лет. Я думаю, что был очень хороший период и в жизни здешних газет, в частности, «Вятского края». Может быть, он еще вернется, если куда-нибудь уйдет Сергеенков. Почему-то я на нем замыкаюсь, наверное, потому, что для меня первичны какие-то эстетические вещи... Ну, вот не нравится мне, и что тут сделаешь... Давай спроси что-нибудь полегче.

- Вятские фотографы Алексей Мякишев и Сергей Михеев тоже работают в «Коммерсанте»?

- Да. Но я не хочу о них говорить.

- Правда ли, что в московской прессе фотографы - в основном из провинции?

- Нет, неправда. Есть замечательные московские фотографы. Не играет никакой роли, откуда человек приехал. География - это наука для извозчиков.

- В Вятке ты состоялся как фотохудожник. А в Москве, наряду с журнально-газетной обязаловкой, занимался авторским фотоискусством?

- Первый год в Москве я занимался выживанием на физиологическом уровне. У меня заболела нога, я ходил на прием к врачам, но они отказывались смотреть, потому что у меня не было регистрации, прописки. Потом, когда у меня появилась регистрация, оказалось, что страховой полис дают человеку, у которого регистрация на шесть месяцев, а у меня была только на три.

В итоге летом 99-го я уже просто не мог ходить и однажды в трамвае решил, что это конец. Стиснув зубы, еле поднялся на третий этаж к хирургу, а он отказывается меня смотреть и опять куда-то посылает. И тогда я ему сказал, что, наверно, ему надо сменить профессию... Потом я, смирившись с поражением, позвонил своему учителю Александру Иосифовичу Лапину*, который нашел мне хирурга, меня подбросили в больницу, и там мне один пустячок вырезали быстро и хорошо.

При этом я, сменив восемь квартир и перенеся операцию, умудрился в тот год сделать выставку в Вятке и работал практически без выходных. А после того, как Сёмин укатил в Нью-Йорк, я глубоко выдохнул, поселившись у него на Неглинной, и вроде бы что-то у меня зашевелилось, и я почувствовал, что какие-то вещи снова начинаю видеть и снимать.

- Что тебе сегодня кажется главным в фотографии?

- Я вам не скажу за всю фотографию: уж очень ее много, и, мне кажется, она переживает очень плохой период. Она неожиданно стала очень модным занятием, и очень много народу начинает ею заниматься, потому что это модно. Последние 10 лет в России появилось коммерческое использование фотографии, но я сильно себя не ассоциирую с этим: фотография и фотоаппарат - это всего-навсего инструмент, а главный исполнитель - душа, и поэтому, в какую розетку ни втыкай, всё равно, если главного настройщика нету, то ничего хорошего не сделаешь. Я теперь скромнее стал в желаньях: просто время от времени пытаюсь настроить себя на восприимчивость и фотографировать. То есть все усилия сводятся к тому, чтобы настроить себя смотреть, слышать, видеть...

- Как ты себя настраиваешь?

- Как обычно. Можно в храм сходить помолиться. Я не знаю, всё это слишком банально звучит. Ну, как себя настроить? Надо, наверное, очень хотеть. Надо улавливать тонкие энергии, то есть настоящая музыка может звучать очень тихо, и чтобы в том оглушающе-безобразном фоне, который сейчас превалирует, услышать настоящий, тонкий, высокий звук, надо быть внимательным, сосредоточенным...

- Как ощущается этот звук?

- Возникает ощущение, что ты попал именно в то место, и ты предугадываешь: здесь может произойти что-то настоящее, какое-то проявление божественной сущности - вот скажу что-то непостижимое, и оно явит себя сейчас. Причем бывают иногда очень банальные сюжеты. Мы вот тут сидели с Андреем Малиновским в его фотолаборатории, и пришла барышня из соседнего кабинета и сказала, что к ней в комнату залетела птичка. Мы пошли посмотреть: интересно же. Но птичка уже улетела... Последний раз, когда я приезжал в Вятку на крестный ход в июне 2000 года, там было несколько подобных невероятных подарков. Иногда кто-то, кого нет, берет за плечо и заставляет обойти этот дом с другой стороны, и видишь там такое...

- Каковы твои самые сильные эстетические впечатления в последнее время?

- Совершенно потрясающее впечатление на меня произвел Отар Иоселиани: я был на премьерном показе его фильма «Прощай, твердая земля!» (прокатное название - «In vino veritas», то есть «Истина в вине») и первую половину фильма глазам своим не верил, что вообще вижу всё это, а вторую половину фильма ко мне подбирался какой-то ужас от ощущения, что скоро это кончится, что от меня это отнимут. А затем была пресс-конференция, я фотографировал Иоселиани, мне очень хотелось сказать ему что-нибудь хорошее - странное желание, правда? Он ведь снимает непрофессиональных актеров, и страшнее всего то, что в мою восхищенную башку пришла мысль попроситься сняться у него в каком-нибудь эпизоде. Вообще я очень люблю Иоселиани, и этот фильм - мое самое сильное впечатление за последние несколько лет.

- А впечатления от фотоискусства?

- Ну, замечательная выставка Анри Картье-Брессона была в Манеже в рамках Фотобиеннале-2000: фотографии, которые он сделал будучи в России. В России он был, по-моему, три раза, причем всего по нескольку дней, и организаторы повесили рядом с Брессоном работы российских фотографов Бальтерманца и кого-то еще. Бальтерманц - настоящий фотограф, но рядом с Брессоном это всё выглядело как недоразумение, как детский фотокружок. Вообще я просто счастлив тем, что в нашей стране в те годы побывал этот человек, потому что благодаря его фотографиям существует такой его фантастический взгляд на Россию.

Было еще одно действо, но безобразное, просто омерзительное: один модный художник распял себя. Его приколотили настоящими гвоздями к кресту. Прибивал мальчик в белых перчатках, такой, что если его встретишь, захочется яблочко ему дать. Странная очень история, я снимал это дело для журнала «Власть». По гадости это можно сравнить с той «художественной акцией», где другой какой-то художник рубил иконы православные...

- Москва стимулирует художника к более активному творчеству?

- Это у кого как. Там слишком быстро получаются промежуточные результаты. Безусловно, среда воздействует. Я знаю замечательных фотографов: вот Гена Бодров, тоже, как я, ученик Александра Лапина, и он тоже работал в «Коммерсанте», но не смог там работать и уехал к себе в Курск, как оказалось, навсегда: его год назад задушили, аппаратуру украли. Я тоже рано или поздно уйду из «Коммерсанта», не знаю, куда, но чем быстрее мне удастся развязать эту позолоченную проволоку, тем лучше для меня. Я очень боюсь принятия решения...

- Художник вправе провоцировать жизнь, чтобы она стала картинкой, или он должен быть только созерцателем происходящего?

- К сожалению, мне приходится делать теперь и такие вещи, то есть провокации. Если нужна фотография к определенному часу, а митинг никак не начинается или у митингующих очень мало опыта митингов, конечно, кого-то провоцируешь, что-то подсказываешь, но это всё недостойно, это то, за что придется отвечать. Где? Всё там же.

- Перед Богом?

- Да. Ну, да. Ну, конечно.

- Тебе угрожали за что-нибудь?

- Слегка. Там такая форма угроз: подойдут, кулаком стукнут. И пленку засвечивали, и лужковский охранник однажды стукнул, и еще какой-то. Но это всё неинтересно. Я тоже в жизни бил...

- У тебя некоторое разочарование в столичной работе?

- Я ведь ничего и не хотел, собственно, просто здесь уже не мог. И здесь хорошо, и там замечательно, просто вот не может человек больше, и всё. Вот не хочу больше. За границей, я думаю, то же самое. У меня тоже было желание уехать, я пытался в Париж ездить, вся эта ерунда была. Нет, понятно, что ездить никуда не надо. То есть надо ездить, но по другим поводам и в другом состоянии, а не в поисках лучшего места. Уж за этим-то точно никуда ездить не нужно.

- Ты сможешь достичь уровня Брессона?

СМЕРТИН П. Александрович род. 28.04.1969 в Кирове. Закончил кир. школу N 14 (1986). Работал на РТСБ (1991) и фотокором «Вятского края» (1993-98). Три персональные выставки в Кир. худ. музее (1997, 1998, 1999). С 1998 живет в Москве, работает в издательском доме «Коммерсантъ».

Павел с «лейкой», без блокнота и без пулемёта. Фото А.Малиновского

- Я думаю, что я достиг. У меня был такой случай: когда я сделал портрет мэра Анжелия Михеева, закуривающего сигарету, мне один человек, которого я считаю одним из самых больших экспертов в мире в области фотографии, сказал, что Брессон бы от этой фотографии не отказался. Тогда я понял, что достиг уровня Картье-Брессона. Это было в 94-м году. Но уровень Картье-Брессона - это же не одна фотография, это уникальный человек, у которого определенным образом устроена нервная система. Невозможно представить себе двух одинаковых Брессонов. Понимать Брессона и любить его - это уже значит достичь его уровня, а смочь так сделать - не получится, потому что двух одинаковых вещей не бывает.

- Твое высшее устремление лежит в сфере фотографии или в чем-то другом?

- Высшее устремление - это услышать самый тихий, самый чистый на белом свете звук. Когда я его услышу, я, наверное, очень обрадуюсь.

- Самый тихий на свете звук - это аплодисменты одной ладонью. Значит, ты - или буддист, или поэт? Или и то, и другое вместе?

- Ну, не знаю...

Спрашивали Елена БЕЛЯЕВА и Михаил КОКО

* А.Лапин преподает фотокомпозицию в Американо-Российском университете Натальи Нестеровой и журфаке МГУ, читает лекции в Нью-Йорке, куратор международного фестиваля «Интерфото» (Москва).

Следующая статья: Александра ВАСИЛЬКОВА, Александр СОКОЛЯНСКИЙ, Татьяна ШАХ-АЗИЗОВА. Александр Клоков оценён по московскому счёту (о столичных гастролях Театра на Спасской)