Главная

О журнале

Оглавление

Отзывы

Н.Журавлев-Гибарян. JJJJJ. 1998. Компьютерная графика

Николай Журавлёв-Гибарян: Разговор с Богом с помощью генератора случайности

Интервью вятского экспериментатора-минималиста по случаю выхода в свет его компакт-диска Mule Cartoon («Бульдозерная мультипликация»)

Н.Журавлев-Гибарян. Иллюстрации к звуковым конструкциям

Н.Журавлев-Гибарян. Sphero-2. 1999. Компьютерная графика

Н.Журавлев-Гибарян. Trainglovers 2000. Компьютерная графика

- Расскажи немного о твоём диске.

- Начал я его давно - с первых экспериментов в Доме Витберга, с 94-го года, а закончил в августе 97-го. Характеризовать мою музыку в известных терминах - вопрос сложный. Ни под один из них она вроде бы не подходит, судя по рецензиям некоторых музыкальных критиков. Взять хотя бы переписку с американской студией Defective Records, где заправляет Дэн Нигрин. Прочитав интервью с ними в журнале «Птюч», я решил, что как раз эта студия и подойдёт для меня: один из принципов их работы заключается в том, что они используют компьютерную ошибку, defect, то есть программный сбой. В общем-то, это и мой принцип.

Завязалась переписка по Интернету, и Дэн предложил мне прислать им мои готовые треки, а свои переслал мне. Прослушав их, я понял, что не стоило мне туда ничего и посылать. Они написали, что если музыка не танцевального характера, издать её практически невозможно, потому как они ориентированы только на ди-джейский спрос, а в этой сфере очень строгие рамки, связано это всё с коммерцией. Так что если коснуться вплотную тех проектов, которые Defective Records называет экспериментом, то экспериментом как таковым там и не пахнет. У «дефектологов» никакого дефекта, конечно же, нет, никаких компьютерных ошибок я не нашёл.

Прослушав мои вещи, они написали: «Очень понравилось сочетание простых мелодий, почти что популярных, и то, как ты их монтируешь с необычными скрежещущими звуками. Но, к сожалению, всё это не танцевально, изданию не подлежит». В общем-то я не сильно расстроился. Единственное, что они выпустили из российских музыкантов, это проект «Solar X». Насчёт моих творений они рекомендовали обратиться в германские студии - цитадель экспериментаторства.

Я занялся изданием диска сам: изыскал способ печатать обложку и резать матрицы «резаком» (СD-райтером), а рисунок для обложки нарисовал на компьютере. Название Mule Cartoon переводится как «Бульдозерная мультипликация» или "Бульдозерная анимация". Характер музыки такой - очень бульдозерный.

- Каким был процесс создания?

- Делалось это на самодельном синтезаторе, собранном ещё в 70-х годах по типу одного из первых синтезаторов «Мини-Муг». Он Г-образной формы, однооктавный, вся работа делается не столько клавишами, сколько тумблерами-фильтрами. Самое главное, что этот синтезатор сломан на корню, очень скверно работает. Когда я относил его в настройку, мастер просто ужаснулся: сняв крышку и расковыряв внутренности, он не смог понять ни схемы, ни того, как всё там подсоединено, что куда припаяно, - полный хаос. Я думаю, это и хорошо, что ничего у настройщика не получилось. Стабильного звука синтезатор не даёт: нажимая на какую-то клавишу, получаешь определённый звук, через пять секунд жмёшь на ту же самую клавишу, но получаешь совершенно другой.

Это генератор случайности. И работать с таким аппаратом довольно сложно. Но с другой стороны, я его не променяю ни на одну цифровую машину. Это почти что живой организм. Когда я с ним работал, так с ним сросся, что ощущал его частью своего организма. Всё делалось на этой машине и сбрасывалось на аналоговый магнитофон (38-я скорость), потом оцифровывалось на компьютере, правилось, чистилось и в конечном итоге сбрасывалось на компакт.

Художник Макс Эрнст разработал технологию, которую он назвал «декалькомания»: разливал жидкую краску на холст, придавливал стеклом, потом убирал стекло, и там получались непредсказуемые красочные разводы, и уже в этих узорах он искал какие-то образы, дорабатывал. Если теперь перевести эти художественные образы на звуковой ряд, то получится как раз то, чем я занимаюсь. То есть машина давала мне набор случайных звуков, и, когда я чувствовал, что какие-то из них подходят к моему внутреннему состоянию в данный момент, что мне их диктуют свыше, я их брал, потом громоздил на них следующие, компоновал, стыковал - в общем, такой звуковой конструктивизм.

Это работа неблагодарная, кропотливая и нудная. Максимальная длина композиций - четыре с чем-то минуты. А в основном - одна, одна с половиной, две. Всего 21 композиция, и бывало, что над двумя минутами реального звука я сидел до двух недель и больше. На диск вошло два альбома - Urban IV и Mule Cartoon, примерно по 30 минут каждый.

- Мелодика там специфическая...

- Где-то она есть, а где-то нет. Там есть так называемый «Молекулярный цикл» - мелодизма минимум, всё звуковые конструкции. Мелодика в наше время не играет большой роли: сколь бы мелодична вещь ни была, как бы лихо она ни была состряпана, она всё равно очень поверхностна и воздействует только на какие-то низменные центры, на двигательную систему, а голова при этом пуста, как бубен. Это связано со всеобщей дезинтеграцией: какую сферу ни возьми, всё стремится к нулю.

Короче, количество нот и аранжировка не играют никакой роли. У Тарковского в «Ностальгии» есть сцена в бассейне, где один из персонажей говорит о китайской музыке, что это разговор с Богом, никакой тебе аранжировки, оркестровки. Думаю, мелодический и аранжировочный аскетизм - это единственно правильное направление в наше время: нужно уходить от всего лишнего. И это касается не только музыки. Опять же процитирую Тарковского: если человечество пошло не по тому пути, то нам необходимо вернуться в ту точку, с которой начался этот неверный путь. Приходит на ум и теория российских авангардистов Кандинского и Малевича, которые уходили к истокам, к первооснове, к первоцвету, пытались изжить всё лишнее и обрести гармонию простых форм. Вот это ценно.

У меня очень не танцевальная музыка, и поэтому так и пришлось окрестить: «Нетанцевальные звуковые мутации». Применение им сложно найти, а простое прослушивание не каждому по плечу: многие после 5 минут не хотят больше слушать. Скорее всего, нужен слушатель какой-то специфический, специфическое ухо, чтобы это воспринимать. В общем-то такие находятся. Хотелось бы, конечно, прицепить какой-то видеоряд, но пока не до этого.

- В чём новизна твоей музыки?

- Может быть, нов только принцип работы нестройной системой. Получается концептуализм чистой воды. У концептуалистов, как известно, превалирует только идея: художник высказал идею создать то-то и то-то, построил план, и вроде бы всё, творческий акт закончился. Меня это, конечно, не устраивает: конечный результат тоже важен. Но и сам процесс интересен: общаться с нестройной машиной - это не то, что общаться с обычным инструментом, когда знаешь, что от него можно ждать. От человека же не знаешь, чего ждать, что он выкинет в какой-то момент. А здесь тем более машина, неживой организм, и когда он вдруг начинает себя вести как живой, даже оторопь берёт.

- А если твой синтезатор сломается, ты сможешь сделать другой, чтобы он выдавал случайную музыку?

- Нет, конечно. Я же не техник. Буду тогда делать другую музыку. Это же поток энергетический. Если ты забил где-то русло в одном месте, то он найдёт себе дорожку в другом. Будет другая траектория движения, но всё равно. Ты же помнишь, первые опыты были у нас в гитарной музыке. Если сопоставить те и сегодняшние композиции, ни за что не скажешь, что это делал один человек.

- В чьей традиции твоя сегодняшняя музыка?

- Я, к сожалению, ничего подобного не слышал. В Вятке сложно что-либо достать из экспериментальной музыки, но дело-то в другом. Я давно уже отошёл от слушания чужой музыки. А вообще мне нравится этномузыка, без примесей, без эклектики, без видоизменения источника, в чистом виде: африканская, скандинавская и особенно японская - медитативная и гагаку (церемониальная музыка), то есть народная, доавторская. Нравится также кавказская - это, очевидно, кровь говорит: предки-то у меня по отцовской линии уходят корнями в горы Кавказа.

- Много ли у тебя слушателей и кто они?

- Знакомые. Широкого круга слушателей я не наблюдаю. Более всего нравится художникам: в моих композициях больше образов, нежели музыки. Пока что я сделал всего пять копий компакт-диска. Я бы и рад их дарить, но финансовая ситуация не позволяет: только одна матрица для копии стоит 50 рублей. Обложка - минимум 30 рублей за лист, а в обложке два листа. 50 + 60 = 110 рублей - чистая себестоимость диска. Одну из копий я послал в Москву, в «Экзотику» - студию Андрея Борисова - так, для информации. Ещё году в 95-м я посылал им демонстрационные записи из первого магнитоальбома Urban IV, и они отобрали несколько треков для сборного диска русских независимых музыкантов-авангардистов, но проект его издания почему-то сорвался.

По-моему, сейчас каждый честный музыкант не должен задумываться о том, много ли человек придёт на его концерт и сколько он от этого поимеет, а в первую очередь должен думать о Боге и о своём вкладе в мировую гармонию. Ведь можно передвинуть всего два камня, чтобы произвести вклад в мировую гармонию, - вспомним хотя бы японские сады камней. И в то же время этими камнями можно убить...

- Введёшь ли ты записи с компакт-диска в Интернет?

- Я сейчас этим и занимаюсь. Там будет не только музыка, но и картинки - электронная живопись. Правда, говорят, в Вятку входить по Интернету очень сложно: здесь проблемы со временем. Если сайт находится в Москве, то с этим делом гораздо легче. А здесь, по-моему, у нас только один провайдер на весь Киров. Впрочем, я не спец в этом вопросе. В общем, скорости медленные, телефонные линии загружены и т.д.

- Я слышал, это потому, что в Вятке замедляется время чисто физически, как в Бермудском треугольнике...

- Интересный поворот. Но судя по разговорам со знакомыми, я замечаю, что как раз наоборот. Все негодуют, как быстро бежит время. В детстве школьный урок тянулся бесконечно долго и неделя была очень длинной, можно было переделать кучу дел. А сейчас ничего не успеваешь. Все подтверждают: да-да, точно так. И даже дети говорят, что сейчас ничего не успевают. Так что ускорение времени случилось не только в Вятке, но повсеместно. Правда, в Москве и Питере жизнь проходит ещё интенсивнее. Но Интернет подводить под эти дела всё же не стоит.

- Ты много лет был свободным художником, а прошлой весной пошёл работать в фирму. Почему?

- Жить стало не на что. Многие художники зарабатывают своей профессией, но я так не умею. Если это не идёт сверху, я не смогу сделать ни за какие деньги. Те шесть лет, когда я не работал, тогда я и делал настоящие вещи - графику, живопись, музыку. Период с 89-го по 91-й год - это мой самый удачный период (тогда я жил в Петербурге): и на зарабатывание денег сильно не отвлекался, и в плане творчества был грандиозный подъём, очень много я тогда успел. Но Питер нельзя сравнивать с Вяткой: там на каждом шагу сталкиваешься с самим процессом творчества. Там, где я жил, в районе Ленинградского керамического завода, Олег Тепцов - автор знаменитого в узких кругах «Господина оформителя» - снимал свой второй фильм «Посвящённый». А я в это время в нескольких метрах от съёмочной площадки Тепцова делал музыку к художественному фильму, предложенному потом студии Первого фильма, но отвергнутому из-за чрезмерной мрачности.

И в Вятке я до последнего не хотел идти в кабалу, на продажу. Думал: уж лучше стоять на паперти. Жил случайными заработками, помогали родители. Думаю, что свободный художник мыслим только в пространстве советского государства, когда оттрубил свои восемь часов где-нибудь в кочегарке и делай что хочешь. Сейчас моя работа, слава Богу, пока не сталкивается с моими принципами: то, что я делаю, я не принимаю близко к сердцу: вёрстку рекламных листовок воспринимаю, скорее, как компьютерный тренинг.

- Как ты оцениваешь музыкальную жизнь в Вятке?

- Да и оценивать-то нечего: по большому счёту, её здесь нет. То, что происходит на молодёжных музыкальных площадках, - просто-напросто обезьянничанье, причём на низком профессиональном уровне. Есть какие-то потуги, но это похоже на забавы пионеров в сельском клубе. С классической музыкой дело обстоит немного лучше, но я предпочитаю слушать диски, нежели вятских исполнителей.

- Твой взгляд на вятскую культуру в целом?

- У вятской культуры - локальный, местечковый характер. Меня она не прельщает. Скучно даже размышлять на эту тему. Для меня Земля представляется единым домом, я не люблю делить на государства, на касты. Мне очень нравится скандинавская, германская культура, то есть нордическая - чистые, идеальные формы. На вятских же художественных выставках меня раздражает засилье натюрмортов, пейзажей и вообще природно-крестьянской продукции. Единственное, может быть, близкое мне - то, что делает Владимир Шкляев, который строит объекты и мебель в оригинальной эстетике, напоминающей эстетику Баухауса. Театр я вообще не переношу: это цитадель фальши и бутафории!

- Есть ли у тебя конкуренты где-нибудь?

- Конкурентов нет, разве что единомышленники. Есть такая английская группа Autechre. Они участвовали в московском фестивале «Бритроника». Один россиянин, живущий в Америке, делает в Интернете страничку о некоммерческой русской музыке, и разместив там информацию обо мне, он указал в сноске, что это очень похоже на Autechre. Я думаю, что их манера близка мне по использованию рычащего механического звука и по скудости аранжировки. Тенденция у них та же, что у меня, - использование минимального количества нот и акцент на создание немелодического звукового пространства. Тот же звуковой дизайн...

- Эмигрировать не собираешься?

- Мне это не осилить. Я не уверен, что смогу там адаптироваться. Социальная и культурная сфера там неприемлема для российского человека. Я, наверное, принадлежу к тому поколению, которое творило по ночам на кухне, хотя в 60-е я под стол пешком ходил. Вообще эпоха 50-60-х мне очень близка - с хрущёвской оттепелью, с расцветом искусств, особенно кино. А на Западе, как говорится, всем правит доллар. Люди гибнут за металл. Короче, царство Жёлтого Дьявола. К сожалению, то же самое происходит и у нас. А уж если я в России не могу подстроиться под капсистему, то на Западе и подавно. В общем, перспективы у нас безрадостные...

- Конец света будет?

- Не в таком виде, как рисовалось в старых апокалиптических картинках, но будет обязательно. Мы уже в одной из стадий конца света. Дело всё в финальном шаге - вырулим или нет. Нам сейчас всем дано время определиться наконец, с кем мы, для чего мы. Компромиссов тут быть не может. Или ты с Богом, или с Дьяволом.

- A ты с Богом?

- Думаю, что да.

Записал Михаил КОКО

ЖУРАВЛЁВ-ГИБАРЯН Николай Анатольевич род. 21.01.1967 в Вятке в рабочей семье. Кировская ДХШ (1982). СА в г.Пушкине (1986-88). В 1986-94 жил в СПб. С 1994 - в Вятке. Провёл акции в Доме Витберга (1994): акустич. гитарный проект Flugstellgammuth и электронный перформанс Urban IV (дважды). Холост. Пристрастия: Е.Чарушин, Дали, Магритт, японская, африк., скандинав. традиц. музыка, группа Residents, Дж.Кейдж, Тарковский. Хобби: коллекционир. моделей немец. танков периода втор. мир. войны и совет. гусеничн. бульдозеров. Любит кошек.